Очаровательная незнакомка
Шрифт:
С этими словами она встала и начала собирать вещи, а Майра еще некоторое время сидела, раздумывая, правильно ли поступила, пообещав хранить тайну девушки. Наконец, так и не придя к определенному выводу, сокрушенно покачала головой, тоже встала и принялась менять запачканные простыни.
Глава 9
Выйдя из дому, Энджелин поплотнее завернулась в плащ и решительно направилась вдоль по тропинке. По правде говоря, это одеяние, долгие годы служившее ей верой и правдой, уже давно пришло в негодность и почти не спасало от внезапно нагрянувшего холода. Хотя Энджелин вступила на тропинку бодрой походкой,
Когда Энджелин вошла в конюшню, Генри как раз вел Храброго Короля в специальное стойло для случки. Сегодня жеребцу впервые предстояло зачать потомство. Кобылица, предназначенная для этого, уже находилась в стойле. Она покорно ждала, опутанная сбруей, которая лишала ее способности двигаться. Генри остановился, чтобы дать Энджелин возможность приласкать любимого коня.
– Ну, как поживает мой малыш? – нежно заворковала она в самое ухо Храброго Короля.
Из соседнего стойла раздалось негромкое ржание кобылицы, и жеребец тут же навострил уши. Резко рванувшись в сторону от испуганной Энджелин, Храбрый Король бросился на этот призывный звук.
– Отпусти-ка парня, девочка. Ему предстоит сегодня мужская работа, – посоветовал Генри.
«Да, работа и впрямь мужская», – с горечью подумала Энджелин. Нетерпеливое стремление Храброго Короля взобраться на привязанную кобылицу напомнило ей предыдущую ночь, когда она сама в объятиях Руарка была столь же беспомощной, как эта кобылица, и, что самое ужасное, так же желала его! Погруженная в свои невеселые размышления, Энджелин не двинулась с места. Генри, снимавший в этот момент уздечку с Храброго Короля, спросил раздраженно:
– Ты что, не слышишь меня, девочка? Я ведь уже сказал, что занят!
Голос отца вывел Энджелин из задумчивости. Отдавшись своим мыслям, она на какое-то время даже забыла, зачем пришла сюда и что собиралась сказать ему.
– Папа, мне надо с тобой поговорить.
Генри покачал головой:
– Не сейчас. И вообще, шла бы ты отсюда, – попросил он, продолжая работать. – Это зрелище не для леди.
– Боже мой, папа, да я уже сто раз видела случку!
Энджелин открыла ворота, и Храбрый Король потрусил к кобылице.
– Интересно, как бы нам иначе удалось сохранить Скотткрофт во время твоего отсутствия? Пока шла война, я ведь не сидела в гостиной с вышиванием, – напомнила она отцу резким тоном.
– Нет, детка, не сидела. Сдается мне, что ты провела больше времени в конюшне, чем в гостиной. Но, по-моему, пора отбросить эти воспоминания и снова стать леди – такой, какой хотела тебя видеть твоя покойная мать!
«Прекрасное начало для того, чтобы посвятить его в мои планы», – подумала Энджелин. Повернувшись лицом к отцу, она облокотилась на перегородку и сказала:
– Я для того и пришла. Ты совершенно прав, папа, – мне пора подумать о будущем. – Запнувшись в поисках подходящего выражения и так ничего и не придумав, она бесхитростно добавила: – Руарк Стюарт предложил мне поехать с ним в Нью-Йорк.
В ответ Энджелин ожидала услышать от разгневанного отца многословную тираду, но Генри, занятый своей работой, был целиком поглощен лошадьми и, похоже, не придал особого значения тому, что услышал от дочери.
– Ну что же, он славный джентльмен. Только я что-то не пойму, зачем тебе ехать с ним в Нью-Йорк, детка… – И вдруг в его голосе появились совсем иные нотки: – Ну-ну, вот умница! Я так и знал, парень, что ты нас не подведешь…
Изумленная Энджелин
– Мы можем поговорить об этом позднее, – пробормотала она, разочарованная тем, что ее попытка не увенчалась успехом.
Энджелин уже намеревалась выйти из конюшни, но Генри неожиданно остановил ее: – Постой-ка, детка, не убегай. Вот теперь, когда дело сделано, можно и поговорить. Так что ты собиралась рассказать мне?
И, не дожидаясь ответа дочери, вошел в стойло и начал взнуздывать Храброго Короля.
– Завтра пустим его к другой кобылице, и если все пойдет гладко, через год в это же время у нас будет парочка славных жеребят!
Энджелин беспомощно взглянула на отца. Ну что толку говорить с ним? Сначала Руарк, а теперь вот отец… За короткое время девушка с болью в душе убедилась, что абсолютно ничего не значит в жизни двух самых дорогих для нее людей.
Оскорбленная в своих лучших чувствах, убежденная, что и отец, и Руарк предали ее любовь, она с вызовом взглянула на Генри:
– Я стала любовницей Руарка. Вот почему я собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк.
На этот раз старания Энджелин увенчались успехом – похоже, до Генри дошел смысл того, что сказала ему дочь. Ошеломленный услышанным, старик перестал возиться с жеребцом и немигающим взглядом уставился на Энджелин. На минуту ему показалось, что он ослышался.
– Ты что такое говоришь, девочка?
– Я – любовница Руарка и собираюсь ехать с ним в Нью-Йорк, – повторила она.
У Генри Скотта, как и у большинства людей, были свои достоинства и недостатки. Но по натуре он был человеком мягким и настоящим джентльменом, то есть мужчиной, для которого честь женщины стоит превыше всего. Он считал, что женщина должна быть безупречна, а в особенности его собственная дочь – живое воплощение милого образа своей матери и отрада его сердца. И вот теперь эта самая дочь поступилась не только своей честью, но и нанесла чувствительный удар по его родительской гордости. До сих пор Генри утешался мыслью, что, хотя сам он человек слабый и подвержен разного рода порокам, у него есть дочь, есть его Энджелин, сила характера которой помогла ему пережить плохие времена и служила утешением во времена хорошие. Сердечная боль от шокирующего заявления, которое она только что сделала, проникла в самую глубину его существа. Для старика это означало не просто потерю самоуважения. Теряя Энджелин, он терял единственное, что у него осталось в жизни. Жена, которую он обожал, сын, которым он так гордился, – этих самых дорогих ему людей он лишился. А вот теперь и дочь, которую он любил и уважал, погибла для него навсегда… Причем погибла по собственной своей вине. Она обманула доверие отца, предала свою мать, это воплощение чистоты и набожности, оказалась недостойной любви и уважения брата, который просто обожал ее.
Обычно кроткий и мягкий, Генри разразился справедливым гневом:
– Ну и ну, дочь моя! Как же ты могла так поступить? У тебя что, совсем стыда нет?
– Извини, отец. Я люблю Руарка и хочу быть с ним. Но он не собирается на мне жениться, он сам мне это сказал.
– И все же ты хочешь уехать с ним? – укорил ее Генри.
– Но я люблю его, папа! Ты что, не понимаешь? – выкрикнула Энджелин в отчаянии, удрученная тем, что он не хочет понять ее чувства.
– Ни одна южанка не позволила бы себе дойти до такого… такого бесстыдства! – вскричал Генри. – Слава Богу, что твоя мать, эта святая женщина, не дожила до этого дня…