Очаровательное массовое самоубийство
Шрифт:
– Почти все соседи так делают. Оставляют треть бутылки и отправляют ее в путешествие, – объяснил Релонен.
И все равно полковник не понимал такого расточительства. Алкоголь в Финляндии – дорогое удовольствие. Как можно выбрасывать его в озеро? Релонен рассказал, что это старый проверенный способ связи. Кто-то когда-то впервые сделал так по ошибке. Первая бутылка с винным грузом приплыла к Релонену семь лет назад, коньяк «Шарант» отличного качества. Бутылка прибыла похмельным августовским утром и спасла его. Сразу после открытия магазина Релонен сполна вернул озеру долг. Бутылки стали появляться у берега периодически, а в последние годы чаще. Эта традиция потихоньку распространилась по всем берегам озера. Но об этом не говорят, это тайна летних обитателей Хумалаярви.
– В прошлом году мне достались три бутылки хереса, а незадолго до того, как озеро замерзло, еще одна бутылка водки и одна – коскенкорвы [3] . В них было столько спирта, что они едва держались
Однажды вечером, лежа на полке в сауне, полковник Кемпайнен заметил, что все тело друга покрыто шрамами. Полковник удивился, откуда они у Релонена. Неужели он был ранен на войне? Релонен сказал, что был слишком молод для войны. Когда она началась, ему был всего год. Но мирная жизнь в Финляндии тоже очень похожа на войну. Он четыре раза становился банкротом. Отсюда и шрамы.
3
Коскенкорва – финская водка.
– Знаешь, после каждого банкротства мне было так погано, что я решался на самоубийство. Эта попытка на Ивана Купалу была не первой. Может, и не последней, кто знает…
Релонен признался, что пробовал покончить с собой уже трижды. В шестидесятых, после первого банкротства, он решил себя взорвать. Он тогда занимался земляными работами. Взрывчатки было вдоволь, профессиональных навыков тем более. Релонен принес в строительную будку взрывчатку, присоединил к ней два пистона и два фитиля. Взрывчатку положил в брюки, уселся в кресло, поджег оба фитиля и закурил последнюю сигарету. Взрыв удался лишь отчасти. Горящие фитили прожгли огромные дыры в трусах, а на ногах появились страшные ожоги. Релонен не вытерпел жара тлеющего фитиля и с воем выскочил из будки. Кусок тротила оторвался от пистона и сполз по штанине на голую ногу. Капсюль-детонатор, взорвавшись, серьезно повредил зад и брюки. Жизнь была спасена, но на теле остались рубцы. Второй капсюль рванул вслед за первым. Будка разлетелась на куски и взмыла на 70 метров над площадкой. После второго банкротства в 1974 году Релонен попытался застрелиться из дробовика, приладив его к дереву на даче у тестя в Сонкаярви. Он хотел смастерить охотничью ловушку, чтобы ружье само выстрелило в жертву, то есть в него. Но Релонен был слишком пьян, устанавливая ружье. Пуля пролетела мимо. Онни показал к полковнику спину, испещренную шрамами. Вот следы того судьбоносного выстрела. Одна пуля угодила в легкое, но Релонен, к сожалению, все-таки выбрался из своей ловушки живым. В предпоследний раз Релонен решил вскрыть себе вены. Но, успев «обработать» только левую руку, упал в обморок при виде собственной крови. «Рубец судьбы» остался и от этой попытки. Все эти неудачи вынудили Релонена обзавестись револьвером. Таким образом он рассчитывал действовать наверняка. Но как уже знал полковник, последняя попытка тоже не увенчалась успехом. Кемпайнен, рассмотрев шрамы приятеля, пришел к выводу, что Релонен проявил завидную настойчивость в желании себя убить. Сам же полковник никогда раньше о суициде не думал. Он еще больше зауважал товарища как заслуженного ветерана самоистребления.
Глава 5
В конце первой недели июля Релонен заехал на Хельсинкский почтамт и удивился: там его ждала целая охапка писем. Они даже не поместились в портфель. Пришлось набить письмами еще два пакета. С этим богатым уловом Релонен помчался на машине в Хяме. Ему было страшновато: что, если они с полковником сдвинули лавину, которую сами не смогут укротить? Дома они разложили письма на полу в гостиной. Сперва пересчитали их. Им пришло 612 посланий: 514 писем, 96 открыток и 2 небольших пакета. Пакеты вскрыли в первую очередь. Один содержал пучок длинных отрезанных волос, очевидно, женских. На пакете стоял штамп города Оулу. Что значили эти волосы – трудно было сказать.
Во втором пакете оказалась рукопись в 500 страниц под названием «Самоубийства в Хайлуото, наш век». Автор – учитель саамской народной школы Осмо Саарниахо. В сопроводительном письме он жаловался на то, что получил на свое творение пренебрежительный отзыв в кругах сельских издателей: ни один из них не заинтересовался книгой. Теперь он спрашивал тех, кто получит это письмо: возможно ли совместными усилиями опубликовать ценную рукопись и разослать книгу по книжным магазинам страны? Он предполагал, что книга принесет 100 тысяч марок чистой прибыли. Если ему не удастся издать свой опус, он покончит жизнь самоубийством.
– Надо отправить обратно. Мы не можем ввязываться в издательское дело, даже под угрозой смерти, – решил полковник.
Письма сначала условно разделили по округам согласно почтовым штемпелям. Вскоре стало ясно, что большинство писем пришло из Южной Финляндии – Уусимаа, Турку, областей Пори и Хяме. Хорошо были представлены также Саво и Карелия, а из Оулу и Лапландии – всего несколько штук. Релонен предположил, что столичная газета хуже продается на севере. Сельский регион Похьянмаа, впрочем, тоже был представлен слабо. Вероятно, там самоубийств совершалось меньше, чем в других регионах. И немудрено: единоличное самоубийство там рассматривается как предательство всего деревенского сообщества. Прочитали несколько открыток и вскрыли несколько конвертов. Письма производили удручающее впечатление. Люди, одержимые страстью к самоуничтожению, писали как курица лапой, с грамматическими ошибками. Каждое письмо было криком о помощи: это правда, что я не одинок в своей беде? И что потом? Есть ли такая неизвестная сила, которая мне поможет? Мир этих людей рухнул, мысли в их головах смешались. Некоторым было так тяжко, что даже видавший виды полковник и тот прослезился. Объявление в газете было как последняя соломинка для утопающих. Ответить на все письма казалось безнадежной затеей. Даже открыть и прочитать их было двум друзьям не по силам. Изучив почти сотню посланий, Релонен и полковник Кемпайнен отправились купаться.
– Да, топиться нам теперь нельзя, – принялся философствовать Релонен, отплывая от причала, – ведь тогда получится, что мы бросили на произвол судьбы более шестисот человек. А если они покончат с собой? По совести, мы будем виновны в их смерти.
– Какое уж теперь самоубийство, когда мы посадили себе на шею батальон горемык, – согласился полковник.
– Настоящий батальон самоубийц, – уточнил Релонен.
С утра Релонен и полковник Кемпайнен отправились в ближайший книжный магазин и купили шесть папок, дырокол, скрепки, нож для вскрытия конвертов, маленькую электрическую пишущую машинку, 612 конвертов и две стопки писчей бумаги. На почте они заказали 612 марок и отправили учителю Саарниахо его «Самоубийства в Хайлуото», приложив письмо, в котором уговаривали писателя оставить мысли о самоубийстве. Они предлагали ему обратиться с рукописью в Общество душевнобольных Финляндии или в другую подобную организацию – может, там лучше поймут научную ценность его труда. Релонен пошел в магазин за продуктами, а полковник забежал в винный «Алко». Потом они вернулись домой. Времени на сауну и рыбалку больше не было. Релонен принялся вскрывать ножом конверты, Кемпайнен работал писарем. Он выписывал адреса и имена респондентов и присваивал им порядковые номера. Работа продолжалась два дня. Зафиксировав все данные, компаньоны решили основательнее ознакомиться с морем писем. Они понимали, что надо спешить. В их руках оказалось более шестисот жизней. На письма следовало ответить быстро, а их было только двое, и дело шло слишком медленно.
– Нам нужен секретарь, – вздохнул Релонен поздно вечером, когда все письма были открыты и прочитаны.
– Да кто ж нам посреди лета отдаст своего секретаря, – проворчал полковник Кемпайнен.
– Релонену пришло в голову, что опытный секретарь может обнаружиться среди потенциальных самоубийц. Наверняка найдутся люди, готовые помочь.
Принялись изучать базу данных. Естественно, искали прежде всего среди живущих поближе. Начали со стопки писем из Хяме. Релонен прочитал пятнадцать штук, полковник – двадцать. Деревенских жителей из Хаухолы, Сюсмя и их окрестностей решили в расчет не брать – крестьяне не годятся для секретарской работы. Откопали трех учителей начальных классов, старую деву из Форссы. В Хумппиле нашли профессиональную секретаршу на пенсии, Кука-Марию Оваскайнен из Кемеры. Следующей попалась проректор местного училища Хелена Пуусари из Тоялы, тридцати пяти лет, она преподавала основы деловой переписки. Обе женщины разочаровались в жизни и всерьез подумывали о самоубийстве. К тому же они доверительно оставили свои адреса и телефоны. Было уже поздно, но дело не терпело отлагательств, поэтому мужчины решили немедленно связаться с обеими дамами. Сначала позвонили в Хумппилу, но им никто не ответил.
– Наверное, уже успела наложить на себя руки, – предположил Релонен.
В Тояле проректора Пуусари тоже не оказалось на месте, но автоответчик предложил оставить сообщение. Полковник Кемпайнен коротко представился, извинился, что пришлось звонить в столь позднее время, ведь дело шло к полуночи, коротко изложил суть проблемы и добавил, что они с товарищем хотели бы с ней встретиться. Кемпайнен и Релонен вознамерились немедленно отправиться в Тоялу. Они уже порядочно выпили и понимали, что садиться за руль в таком состоянии опасно, но решили, что ничего хуже, чем в подпитии разбиться насмерть, им не грозит. Так что в путь! Полковник вел машину, Релонен перечитывал вслух письмо проректора Пуусари:
– Жизнь моя дошла до высшей своей точки. Рассудок мой в опасности. Детство мое было безоблачным, характер веселый, оптимистичный, но за последние годы здесь, в Тояле, я очень изменилась. Моя самооценка раздавлена. Обо мне в этом маленьком городке ходят всякие сплетни. С мужем я развелась десять лет назад. Здесь, в Тояле, это тоже обычное явление. Но после развода я больше не хотела или не могла вступать в отношения с мужчинами, особенно в постоянные. Может, у меня паранойя, но мне уже несколько лет кажется, что за мной постоянно следят и все записывают. Я чувствую себя пленницей местного сообщества. Даже воспитательная работа, которая казалась мне когда-то такой интересной, опротивела. Я стала настоящей отшельницей. Не могу ни с кем разговаривать, никому не доверяю, и, по-моему, не без причины. Меня считают очень чувствительной натурой. Может, отчасти это так и есть. Вообще я человек прямой и не отказываю никому в дружбе. Но постепенно я поняла, что люди не отвечают мне тем же, и не только здесь, в Тояле, но и в целом мире. Я больше не выдержу. Хочу просто заснуть и не просыпаться. Надеюсь, что к моему признанию вы отнесетесь с пониманием. Если о нем узнают, это только усугубит мое положение. Я уже не вижу другого выхода, кроме как наложить на себя руки.