Очаровательный Синий Чулок
Шрифт:
Или это в его душе образовался беспорядок?
– Где вы взяли свечу? Вы хотите поджечь дом? – произнес он насмешливо и не зло.
– Нет… Наверное, я старомодна, но свечи очень успокаивают, красиво горят, и… мне нравится их запах. – Она смутилась, будто выдала сокровенную тайну, и закусила нижнюю губу. Румянец появился на щеках и сразу исчез.
– Понятно.
Теперь Комлев смотрел ей в глаза. В них он заметил ум, сдержанность, положенное уважение, неуверенность, уверенность, испуг и желтые искры огня. Странно, если бы его спросили, нужна ли такой девушке защита, он бы надолго
«Она, похоже, привыкла и к тому, и к другому», – подумал Кирилл, отводя взгляд к окну.
– Вы, кажется, обожглись?
– Несильно. Рука не болит, я вскрикнула скорее от неожиданности.
– Возвращайтесь к себе. Завтра в девять я жду вас в своем кабинете.
– Спокойной ночи.
Соня кивнула, шагнула назад, развернулась и двинулась к лестнице. Остановилась и обернулась.
– Вы хотели что-то сказать? – спросил он.
– Нет, – она покачала головой, приблизила свечу к груди и прикрыла ее ладонью.
Именно в этот момент в душе Кирилла появилось смутное холодное ощущение, которое он не назвал бы приятным. «С ней что-то не так», – решил он и тяжело вздохнул. Как надоели бесконечные эпопеи с гувернантками! Ему когда-нибудь повезет или нет?
Софья стояла неподвижно. И он наконец понял, чего она от него ждет – элементарного вежливого «спокойной ночи». Зануда.
– Спокойной ночи, – резко произнес он, развернулся и зашагал к двери комнаты. Но перед ним продолжала маячить фигура в белом… Карие глаза, волосы по плечам и невозможные кружева и рюши. «У меня такое чувство, будто я ее где-то видел. Нет, бред, ерунда».
«Па-ба-ба-ба… – мысленно протянула Соня, минуя лестницу и направляясь к своей комнате. – Па-ба-ба-ба! Фаина Григорьевна, вы совершенно правы, если у гувернантки есть мозги, она просто не может остаться незамеченной. Почему вы не спите? Где вы взяли свечу? А не сплю я исключительно по воле вашей родительницы, Кирилл Андреевич, а свечку купила в магазине. Обычное дело, между прочим».
– Обычное дело, – прошептала Соня.
Она осталась довольна встречей, более того, в душе появился странный, волнующий непокой – теплый и холодный одновременно, сбивающий дыхание, заставляющий идти быстрее. Фразы и взгляды повисли в воздухе, их можно было ловить сачком, как бабочек, с той лишь разницей, что они не улетали, наоборот, желали быть пойманными.
Ужасная ночнушка, ужасная, но для данной сцены другая бы и не подошла, и к тому же она послужила защитой, практически броней. Защитой от чего? Неважно.
«Рюшек на три километра и кружев на пять килограмм». – Соня усмехнулась и остановилась. Кирилл Андреевич был удивлен, озадачен, раздражен, на его лице читались разные чувства, они складывались, умножались, делились. То, что нужно. Для начала.
«Когда-нибудь я скажу ему правду. И тогда…»
Соня попыталась представить Комлева влюбленным, побежденным, признающим свое поражение, несчастным и страдающим, но ничего не получилось – она не сумела представить его даже расстроенным. Ну и плевать.
А нужна ли правда? Как больнее?
«Фаина Григорьевна, ваш план явно не доработан, впрочем, мой тоже». Улыбнувшись, Соня сделала шаг и вновь остановилась, но не мысли о Комлеве прервали путь на сей раз… Впереди появилось белое пухлое облако, от которого шел слабый желтоватый свет, раздался продолжительный жалобный скрип, а затем последовало ухающее: «О-хо-хо».
Подобная картина испугала бы кого угодно, и сердце Сони екнуло, но понадобилось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться и безошибочно угадать имя очаровательного привидения. Бедная Ольга Федоровна, а заодно и Марина, наверняка именно им предназначается шоу под названием: «Бойтесь, ибо я ваша смерть!» Как минимум.
– Ксюша, – выдохнула Соня, позабыв о собственной роли. Спохватившись, она расправила плечи, вздернула подбородок, нахмурилась и двинулась вперед, словно танк на клумбу. – Ксюша, – произнесла она уже строго, – мне кажется, Хэллоуин давно прошел. У тебя фонарь? Выключи. Что ты здесь делаешь в таком виде?
Вопрос глупый, а ответ на него предсказуем до каждой запятой и точки, но привидение отреагировало весьма эмоционально: оно подпрыгнуло, заметалось, но вскоре замерло и поникло, шаркнув ножкой.
Покачав головой, Соня приблизилась и детально изучила разрисованную фломастером простынку, лохматую желтую мочалку, выполняющую, видимо, функцию волос, фривольный розовый бантик сбоку и черный шарф, волочащийся по полу.
– Я – мертвая Агнесса. Утопленница, – расстроенно выдало привидение и тяжело вздохнуло.
– Замечательно, – ответила Соня, приближая свечу к «несчастной».
– Много лет назад мой жених сбежал… то есть изменил мне… я пошла плакать на берег реки и…
– Сиганула в воду.
– Да. Потому что я больше никогда никого не полюбила бы, не вышла замуж, не родила детей.
– Жизнь лишилась смысла, – добавила Соня, сворачивая комедию. – А это что? – она указывала на шарф.
– Водоросли, – сокрушенно объяснило привидение и шмыгнуло носом. – Они тянут меня на дно.
– Понятно. Ксюша, неужели Ольга Федоровна не привыкла к твоим представлениям?
– Так я же каждый раз в новом образе… и близко не подхожу. А потом, очень важен эффект неожиданности. Да я и нечасто, раз в месяц. Она вообще-то на Марину думает, только не признается.
– Даже боюсь спросить, кем ты была в прошлый раз? – сказала Соня, старательно подбирая слова для развернутого нравоучения. Но ругать Ксюшу не хотелось. За что ругать-то, если этим вечером они обе побывали на одной сцене, только вот роли разные. У одной роль ненормальной гувернантки, а у второй – утопленницы Агнессы.
– А в прошлый раз, – стягивая простынку, похвалилась Ксюша, – я была Рузвельтом.
– Теодором или Франклином?
– А их два?
– Да.
– Вот гадство! – с чувством выдала Ксюша, тряхнув кудряшками. – А я-то не знала! Но в следующий раз я подготовлюсь получше…