Очень Дикий Запад
Шрифт:
Договорить он не успел. Генри, выставив вперед ладонь с окровавленными, скрюченными пальцами, устремился прямиком на него, и как только расстояние между ними позволило, тут же ухватил Люка за запястье руки, сжимающей оружие. Тот и не подозревал, что его работник так силен. На вид и не скажешь. Руку словно зажали в тиски. Перед глазами замаячила открытая пасть. Люк судорожно надавил на спусковой крючок. Громыхнуло второй раз за вечер.
Пуля угодила прямо в коленный сустав, выбила кусок кости или хряща, нога Генри подломилась и неестественно вывернулась под немыслимым углом.
Люк попытался отскочить как можно дальше, но не вышло. Генри, несмотря на такое серьезное ранение, не зашелся в диком крике, а все так же плотоядно порыкивая, продолжал
Надо срочно решать, как быть. Люк решил, что хочет еще пожить, пусть остаток жизни и придется провести в тюрьме. Не теряя драгоценных мгновений, глядя на работника сверху вниз (тот стоял на одном колене, как рыцарь перед дамой), чуть довернув кисть, выстрелил Генри прямо в лоб. Голова «чудовища» дернулась, хватка ослабла. Тело плавно завалилось набок, прямо на искалеченную ногу. От такого зрелища свело челюсти.
— Святые угодники…
Зайти в дом, отыскать бутылку с виски и напиться. А поутру ехать в город, к шерифу. И будь что будет. Только забаррикадироваться изнутри. А лучше вообще отправиться спать вниз, в бойлерную. Там дверь металлическая. На всякий случай. Уж не на такой ли случай?
*****
Сон и в этот раз, как и вчера, не принес облегчения. Очнувшись после алкогольного забытья, Люк продрал глаза трясущимися руками и, превозмогая тошноту, поднялся с груды тряпья, брошенного на старый матрас для удобства. Странно, что он вчера мог думать о комфорте. Уж не превратился ли он в маньяка, раз после убийства, мягко скажем, не совсем чужого ему человека мог задуматься о том, как бы это удобнее ночь скоротать? И коли говорить о превращениях — во что, или кого, превратился Генри? Не связана ли эта метаморфоза с пролетавшим все это время восьмичасовым? Люк никогда не был приверженцем теории заговора, но сейчас его разум мог зацепиться за любую фантастическую версию, объяснявшую хоть как-то творящийся в его жизни бред. Что мешало пилоту по воле тайного общества, стремившегося к абсолютному господству над миром, распылять мирным гражданам какую-нибудь химическую дрянь на головы? Вот и результат. Как в кино.
Нет. Чушь какая-то. А происходящее — не чушь?
Глаза подернулись зеленоватой прозрачной пленкой, отчего окружающий мир приобрел задорный оттенок. Повело в сторону так, что пришлось ухватиться за стену. Привкус во рту напоминал жженую резину вперемешку с хлоркой. Букет, прямо скажем, не совсем чтобы шарман.
Через зарешеченное окошко вползло солнечное утро, освещая его хоромы. На стеллажах вдоль стен расположились всевозможные предметы, так необходимые в любом хозяйстве. Тут тебе и запас восковых свечей, которыми в этом доме не пользовались никогда, но неизменно пополняли, отчего свечей набралось в изрядном количестве. Старая посуда, та, которую выкинуть жалко, а собрать и отвезти нуждающимся все времени не хватало. Гвозди, мотки кабеля и веревок, полоски кожи и заготовки подков. Люка ничто из вышеперечисленного не волновало, а вот на коробки, стоявшие в самом низу, почти на полу, он обратил особое внимание. В них была вода. В разных емкостях, начиная от литровых бутылок и заканчивая большими пузатыми «бочками» для кулеров. При мысли о кулерах Люку дико захотелось именно такой воды — обжигающе холодной, сводящей зубы. Понимая, что мечты не сбудутся, он с ловкостью пьяного опоссума вскрыл коробку с меньшей тарой и, открутив пробку, прилип к горлышку. Вода, пробив в иссушенном горле тропинку, бодрым ручейком полилась в пылающее нутро. Покончив с целым литром, Люк обнаружил, что все еще продолжает хотеть пить. Никто не смог бы остановить его сейчас, и откинув пустую тару, он выхватил новую порцию из ящика.
Осмотрелся. Где-то здесь должна быть и еда. Как только с жаждой было покончено, пустой желудок Люка намекнул своему хозяину, что неплохо бы забросить нечто посущественнее воды. Так, что тут? На одной из полок скромно пристроились ящики с ветчиной и консервированной кукурузой. Была еще какая-то дрянь, но Люк, увидев мясо, не придавал больше значения всему остальному. С удовольствием прикончив две
Если он прав, и правительство всех их прокатило на аттракционе невиданной подлости, посыпая их непонятной химией, то что мешает на его ранчо оказаться нескольким таким Генри? Пока он тут напивался, высыпался и завтракал.
Порывшись в карманах, Люк достал и пересчитал все патроны к кольту. Его «питон» плюнет еще двадцать семь раз. На руках имелось четыре обоймы, плюс три патрона в самом кольте. Можно, и нужно, подняться наверх и перед поездкой в город забрать весь боеприпас, что можно найти. Мало ли? Что-то подсказывало Люку — в городе не менее безопасно, чем на ранчо. А если он ошибается, и Генри просто сошел с ума, а не превратился в зомби, то все равно — лишним не будет такой запас.
Но начать надо с банального выхода на улицу. От этой мысли тепло не становилось.
Странно, казалось, после выпитой второй бутылки воды жажда должна отступить — не тут-то было! Пить все еще хотелось. Не с такой силой, как раньше, но все-таки. Все тело вновь затряслось, как от дикого холода. Пришлось замереть на минуту, пережидая непонятный приступ.
Пока приходил в себя, в квадрате солнечного света, падающего через окно на пол, промелькнула тень. Люк вздрогнул. Кто это? Животных на ранчо нет. Оставались только он и Генри. Генри лежит с простреленной головой возле убитой им Молли. Котов и собак в доме не держали.
Гадать, а тем более выжидать не было смысла. Надо выйти и разобраться во всем.
Преодолевая слабость в теле, мобилизуя всю свою волю, Люк поднялся по ступенькам и, взявшись за ручку, на мгновение замер, вспоминая хоть какую-нибудь молитву. Так и не вспомнив, перезарядил кольт и, отодвинув засов, аккуратно приоткрыл дверь своей крепости. В щель можно было выставить одно ухо и прислушаться к тому, что происходит в доме. В доме ровным счетом не происходило ничего. Ухо сменил глаз. Визуальный осмотр пространства перед дверью ничего так же не выявил. Открыв дверь, Люк вышел из бойлерной. Рука, сжимающая кольт, опущена, ствол смотрит в пол. Он не в голливудском фильме про копов и не собирается поднимать пистолет к уху, сгибая руку в локте. Драгоценная секунда, ушедшая на то, чтобы выпрямить руку из согнутого положения, может стоить жизни. Куда как быстрее вскинуть ее от бедра. Проверено. Люк давно дружит с оружием.
В доме, судя по всему, никого. Это радует. Теперь необходимо выйти во двор. С крыльца он увидит то, что, признаться, не очень-то и хочется видеть. Там лежит мертвый Генри.
Так что теперь — совсем из дома не выходить? А как же быть? Необходимо добраться до города и рассказать шерифу все. Пусть сажают в тюрьму. Или в психушку. Вполне вероятно, что психушка более верное решение в его случае. Люк и сам себя подозревает в сумасшествии. Пусть там разбираются, а он уже устал и хочет одного — ясности. Ясности происходящего вокруг, ясности во всем.
Отворив дверь, Люкпросунул голову и осмотрелся. Ага. Генри на месте, куда ж он уйдет? Только если на Молли вскочит, и они галопом умчатся на встречу солнцу… Дурацкая шутка, согласен. В общем, если Генри так и оставался неподвижен и никому не нужен, то Молли вновь не повезло. Который уже раз? Ее снова ели. И не кто-то там, а сама миссис Макмиллон.
Макмиллоны — соседи Люка, живущие в четырех милях к западу. Соседи спокойные, не скандальные. В гости друг к другу они не хаживали, но приятельские отношения поддерживали. В церкви кланялись и улыбались. И вот миссис Макмиллон, да что там Макмиллон, просто — Сьюзи, как она позволила Люку себя называть, в одной ночной рубашке уселась на корточки перед многострадальной Молли и, урча, как разлаженный мотор, вгрызалась в ребра мертвой лошади. Тело Молли вздрагивало каждый раз, как Сьюзи мощным движением челюстей отрывала очередной кусок. В районе округлого зада миссис Макмиллон расползлось нелицеприятное пятно. Сьюзи обделалась, и, судя по всему, уже не один раз.