Очень опасная игра
Шрифт:
Вдруг неожиданно самолет перевернулся на спину. Он дико метался над речкой вверх шасси всего в десяти футах от воды. Пилоту удалось справиться с машиной и удержать ее в таком положении, и теперь она неслась прямо на меня, следовательно, на мост, — как в некоем фантастическом фильме — с проклятыми огромными поплавками, торчащими прямо в небо.
В какой-то миг я оцепенел, и этот миг растянулся, как это бывает в замедленном кадре кино. Такое случается раз или два за всю вашу летную жизнь. Вы видите терпящий бедствие самолет и понимаете, что он и сидящий в нем летчик стремительно несутся к гибели. И в данной ситуации
Но Адлер не сдавался. Он был молодец. Он не мог попробовать вернуть самолет в нормальное положение, не обломав крыло, поэтому сделал единственное, что еще было возможно в данной ситуации: дал полный газ и попытался перелететь через мост в положении вверх шасси. И это ему почти удалось. Двигатель взвыл, и нос приподнялся. Затем медленно и уверенно его потащило вниз, пропеллер коснулся воды, и ее гладь взорвалась высоким фонтаном. Хвост резко взлетел вверх, самолет подпрыгнул над водой, и пропеллер, должно быть, сломался, потому что двигатель взвыл и сорвался на визг. Визг становился все более пронзительным, когда самолет крутанулся и рухнул набок. В следующий момент его накрыла масса падающей воды.
Я поймал себя на том, что спокойно изрекаю:
— Он должен был держать нос высоко, но не успел сообразить, когда прибавил газу и находился «вверх ногами»…
Затем я помчался к месту аварии.
Пятно взбаламученной воды тянулось четверть мили вниз по течению.
Пока я, с трудом переводя дыхание, бежал по берегу, мимо меня промчалась полицейская машина, подпрыгивая на ходу, как плоскодонка, спущенная в реку с переката. Впереди меня бежали к берегу какие-то люди. Некий человек тащил маленькую лодку. Когда я добрался до места, одна лодка была уже почти на середине реки, вторую спускали с противоположного берега. Если даже не учитывать мое состояние после забега на четверть мили, не слишком-то я мог помочь, разве что поплыть туда и предоставить им возможность спасать еще одного тонущего. Так что я просто стоял, глотая воздух и переводя дух.
Один из поплавков «Цессны» отломился и лениво дрейфовал по течению. Конец другого торчал над поверхностью, и это указывало, что самолет так и висит «вверх ногами» чуть в стороне от берега.
Один из полицейских был в лодке. Другой увидел меня, узнал и подошел.
— Вы знаете, кто это был? — спросил он.
— Оскар Адлер. Но я не знаю, был ли он один.
— Знаете, что случилось?
— Я видел, как это произошло.
— Но вы не знаете, в чем причина?
— Могу только догадываться. Может быть, Адлер вам объяснит.
Толпа вокруг загомонила, и мы уставились на лодки. Два человека втаскивали чье-то тело в одну из лодок. Кто-то склонился над ним. Полицейский, находящийся там, встал и отрицательно покачал головой, сообщая результаты на берег.
Его партнер на берегу снова повернулся ко мне и хотел что-то сказать.
Я его опередил:
— По-шведски я говорю лучше…
Он мрачно глянул на меня, затем медленным уверенным движением извлек блокнот.
Этот человек все делал подобным образом: медленно, но уверенно, не тратя лишних усилий. Крупный мужчина плотного телосложения, с неизбывно усталыми голубыми глазами на бугристом лице. Через несколько лет он обзаведется огромным, как бочка, животом, а сейчас он мог сгрести меня одной рукой и спокойно перебросить через реку, но ему
Он сказал по-шведски:
— Если они вытащили Адлера, он нам уже ничего не расскажет. Вы — пилот, и вы, наверное, единственный, кто видел, как это случилось. Можете вообще ничего не рассказывать мне сейчас, через некоторое время вам придется объясняться с шефом или чиновниками из управления гражданской авиации. Но я не хотел бы, чтобы вы что-нибудь забыли или начали выдумывать. Ясно?
Толпа зашумела опять: в лодку втащили второе тело.
Полицейский на борту проделал тот же ритуал и снова отрицательно покачал головой.
Толпа отозвалась гомоном, как мне показалось, с явным оттенком ужаса. Ныряльщики забрались во вторую лодку.
Полицейский с усталыми голубыми глазами спрятал блокнот и сказал:
— Вы бы лучше помогли их опознать.
И зашагал сквозь толпу. У него это здорово получилось — шагать сквозь толпу.
Лодка причалила к берегу, и пожилой тип в деревянных башмаках, загорелый до черноты, шустро спрыгнул на песок, придерживая ее за нос.
Мой полицейский одним движением отмел жаждущих помочь, взялся за корму лодки и просто вытряхнул все ее содержимое на берег в трех футах от воды.
Его напарник едва успел выпрыгнуть. Он был меньше, худее, с острым птичьим лицом, наполовину скрытым солнечными очками.
— Кто это? — деловито осведомился он.
Здоровяк ответил:
— Он может их опознать.
Коротышка снял очки и окинул меня с ног до головы быстрым, подозрительным взглядом.
— Один из них — Адлер, — заявил он. — Другого я видел, но кто он — не знаю. А вы?
Я протиснулся вперед и взглянул на трупы.
У Оскара была сломана шея: никому не советую смотреть на человека со сломанной шеей, не призвав для этого на помощь все свое мужество. Другой был весь изранен, лицо тоже сильно пострадало, но все же было узнаваемо.
— Я его знаю, — заявил я. — Микко Эскола. Он работал у меня.
— У вас?
Солнцезащитные очки снова были водворены на место, что сделало его похожим на холодного, въедливого следователя.
— Вы знали, что он находился в этом самолете?
Коп-здоровяк сказал:
— Нет нужды сейчас в этом копаться. — И повернулся ко мне: — Где вас можно найти?
— У меня сегодня полет.
Коротышка фыркнул. Здоровяк сказал:
— Если вы вернетесь к ленчу, можете лететь.
Я кивнул и стал пробираться сквозь толпу, которая возбужденно обсуждала случившееся по крайней мере на четырех языках, так как большинство зевак были постояльцами отеля.
Кто-то осторожно взял меня за руку. Я мгновенно стряхнул руку и только потом взглянул, кто это был.
Алекс Джад, толстяк.
— Еще раз приветствую, — улыбнулся он. — У вас все в порядке, и вообще как дела?
Он определенно не выглядел человеком, за день до этого побывавшим в авиационной катастрофе. На нем был новый отглаженный светло-серый костюм, кремовая рубашка и полосатый галстук, но уже другой. Теперь он выглядел солидным, представительным господином, готовым купить Лапландию по сходной цене. Но здесь он был не для этого.