Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев
Шрифт:
Еще был шанс победить большевиков, как считал Локарт, но время истекало, а его правительство не давало ему ничего конкретного, чтобы предложить Троцкому.
Большевики – или, скорее, некоторые из них – начали поддерживать партизанские действия на Украине. Капитан Джордж Хилл, друг Локарта из SIS, имел тесные связи с ЧК, и ему доверяло большевистское руководство, так как он помогал Троцкому организовать военную разведку – ГРУ. Хилл был центральной фигурой в ее работе. Он и его канадский друг – полковник Джо Бойл создали сеть шпионов, связных и диверсантов, которые вели активную работу в украинских угледобывающих регионах на протяжении месяцев, причиняя огромный ущерб их способности вносить вклад в военную экономику Германии. Начав в мае, он заново активизировал своих агентов, организовывал нападения на немецкие полевые армейские лагеря отдыха [215] .
215
Hill, Go Spy the Land,
Как Мура оказалась замешанной в интриги на Украине, никогда не было нигде описано – по крайней мере, в такой форме, которая дошла бы до нас. Но причины задействовать ее в них были достаточно ясны, как и ее роль – не в качестве диверсантки, а в качестве сборщика информации [216] . Она была не только близка с Локартом, пользовалась его абсолютным доверием и жаждала его одобрения, но и имела некоторый опыт шпионской работы – хотя и небольшой, домашний; и она знала людей, работавших в британской разведке, в число которых входил Джордж Хилл. Если кто-то и мог обеспечить ей место в ЧК – что было необходимо, чтобы получить требуемое право на передвижения, – то это был он.
216
В своих мемуарах Локарт не упоминает о том, что Мура занималась каким-либо шпионажем. Однако, по-видимому, он писал об этом в своем первоначальном черновике (который, очевидно, несохранился). Мы не знаем, что он написал, но знаем, что Мура, которая имела право наложить вето на текст, настояла, чтобы он убрал из него «отрывок о шпионских делах», который, по ее утверждению, придавал ей в книге «некоторую роль Маты Хари», а это было бы «совершенно невозможно для меня» (Мура, письмо Локарту, 18 июня 1932 г., LL).
Чекисты еще не использовали свою недавно созданную организацию в полную силу; им крайне не хватало людей, и поэтому они не подвергали новобранцев особенно тщательному изучению. Сидней Рейли в конечном счете сумел получить должность. Также в ЧК были люди, особенно заинтересованные в том, чтобы подорвать позиции Германии в России и на Украине, и уже предпринимали шаги к тому, чтобы обострить ситуацию. Вокруг латышского чекиста Мартина Лациса и украинца Якова Блюмкина образовалась контрразведывательная группа с целью проникновения в посольство Германии в Москве в сотрудничестве с Джорджем Хиллом [217] .
217
Leggett, The Cheka, с. 293.
В такой обстановке было легко внедрить в ЧК своего агента.
Важно, что Мура была украинкой. Она происходила из известной помещичьей семьи и в детстве воспитывалась представителями того класса, который теперь правил страной. Если было нужно, чтобы шпион проник в сердце гетманской власти, то можно было долго искать, прежде чем нашелся бы кандидат лучше Муры Игнатьевны фон Бенкендорф. Немногие могли сравниться с ней в убеждающем обаянии, и никто не был храбрее ее.
Приблизительно в это же время Локарт в частной беседе выразил обеспокоенность тем, что ЧК могла получить копию шифра, которым он пользовался для зашифровки своих сообщений в Лондон [218] . Много лет спустя говорили, что его достала Мура в рамках некой неопределенной договоренности с ЧК [219] .
218
Lockhart, British Agent, с. 278. Когда в середине мая он подготовил все для выезда Керенского из России, он не осмелился телеграфировать об этом в Лондон до тех пор, пока не убедился, что беглец в целости и сохранности покинул страну, потому что подозревал, что его зашифрованные сообщения расшифровываются большевиками.
219
Например, Берберова, Мура, с. 44–47; Lynn, Shadow Lovers, с. 193–194. Совершенно неясно, есть ли какая-то правда в этом заявлении. Авторы не имели ни малейшего понятия об участии Муры в шпионской деятельности на Украине (или о сотрудничестве с ЧК/SIS), и оба они, по-видимому, не обратили внимания на тот факт, что Локарт был далеко не единственным английским дипломатом, который пользовался одним и тем же шифром. Дипломатические шифры в то время обычно находились в книге шифров или «словаре», где слова имели предопределенные четырех- или пятизначные числа-заменители, сведенные в «словарь». Числа были непоследовательными, так что закодированное сообщение нельзя было прочесть, не имея «словаря» (который в зависимости от системы мог помещаться в кармане или быть солидным томом, содержащим десятки тысяч слов и их числовых эквивалентов). Некоторые системы шифровки использовали дополнительный этап, на котором зашифрованное сообщение еще раз кодировалось путем изменения чисел математическим способом согласно совершенно другому шифру (см.: Gannon, Inside Room 40, гл. 4; Beesly, Room 40, гл. 3). Система код + шифр гораздо более надежна. Собственно говоря, код маскирует слова под заранее определенными эквивалентами слово/буква/цифра; шифр маскирует слова на лету, используя алфавитный или цифровой алгоритм, когда замены непредсказуемы. Таким образом, шифры гораздо более эффективны и надежны (потому что ключ к шифру легче спрятать и проще изменить), но они могут быть уязвимы для математической расшифровки. Криптография в большинстве дипломатических служб в 1918 г. была очень нестрогая как в процедурах кодирования/шифровки, так и с точки зрения безопасности (например, см.: Andrew, Secret Service; Plotke, Imperial Spies Invade Russia). Если у большевиков к маю 1918 г. был английский кодировочный словарь (и/или шифр, если таковой использовался), то он мог оказаться у них благодаря совершенно разным источникам в Петрограде, Москве, Вологде или Мурманске.
Волки всё бежали, но на этот раз она бежала вместе с ними – и при этом преследовала их с собаками. В ней было нечто, что откликалось на зов игры, – интрига, опасность, знание того, чего не знают другие, – и это не покинет ее на протяжении всей жизни.
В июне началась серьезная игра [220] . Мура поехала из Петрограда в Киев. Такое путешествие она совершала последний раз, когда приезжала погостить в родовое поместье Закревских. Казалось, что это было давно – совершенно другой мир, другая женщина. Ехать на поезде пришлось больше двух дней. Если бы у нее не было официального разрешения от большевиков на российской стороне границы и поручения к лидерам гетманата на украинской стороне, то на пересечение границы ушло бы гораздо больше времени – и масса опасных ухищрений.
220
Передвижения Муры на протяжении почти всего 1918 г. имеют свое объяснение либо в ее письмах, либо в дневниках и воспоминаниях других людей. Единственный пробел есть в июне. На протяжении большей части этого месяца она не писала Локарту и не была с ним. Это наиболее вероятное время, когда она могла совершать поездки между Россией и Киевом. По чистому совпадению в дневнике Локарта есть два пробела продолжительностью по неделе каждый во второй половине июня. Возможно (хотя менее вероятно), что она совершала короткие поездки на Украину в июле и августе.
Знакомое унылое однообразие украинской степи было созвучно гнетущему чувству в сердце Муры. Она пыталась связаться с Локартом перед отъездом, но он не ответил ей. Она прочла в газетах, что в конце мая он уехал в Вологду, чтобы встретиться с послами стран-союзниц, отсиживавшимися там. «От тебя нет вестей, – написала она ему. – А ты мне так нужен. Возможно, мне придется уехать ненадолго, и я хотела бы повидаться с тобой до отъезда». Она узнала – не от него, – что он едет в Петроград. «Постарайся приехать как можно скорее, – просила она. – Мне так одиноко без тебя» [221] .
221
Мура, письмо Локарту, HIA. Без даты: вероятно, 31 мая 1918 г. Локарт находился в Вологде с 29 по 31 мая (British Agent, с. 281–284).
Конец ознакомительного фрагмента.