Очень серьезная организация
Шрифт:
– Это может быть какая-то провокация, – сказал Шувалов. – Еще не факт, что эти организации-«призраки» имеют какое-то отношение к нашим делам.
Владимир Николаевич опять надел на переносицу очки, выхватил очередной лист из папки и, пробежавшись глазами по тексту, сказал:
– Вот… одна лишь цитата… «Кровавый антинародный режим…» Нет, не то… Ага, нашел! Вот, послушайте, что они пишут у себя на сайте:
«Мы намерены не словом, а делом доказать, что кремлевский режим сгнил. Что воры-чиновники и их холуи в продажной разложившейся системе правоохранительных органов не способны более контролировать ситуацию в стране. Мы нанесем удар там, где его от нас никто не ждет. Мы на деле докажем, что сгнил режим не только «Эрэфии», но и подходит к концу царствование антихриста Ющенко и его бандеровско-оуновского охвостья! Мы покажем остальному миру, что эти люди лгут, что они никто, что они не способны ничего «гарантировать» и «обеспечить», что с ними нельзя иметь дела! Вам не придется долго ждать. Доказательства мы предъявим уже в самом скором времени…»
Они проговорили в кабинете у С. еще около получаса. На следующий день Мокрушину предстояло лететь в Киев…
Владимир Николаевич, пожимая руку спецагенту, строгим тоном сказал:
– Смотри же, сынок, не обоср…сь на этот раз! Выжми из ситуации максимум возможного! Ждем результата! И будь уверен: Родина тебя не забудет…
До открытия саммита G8 в Санкт-Петербурге оставалось всего четверо суток…
Глава 23
ЛУЧШИЕ МУЖЧИНЫ – ЭТО ЖЕНЩИНЫ
Оксану Палей доставили в Киев и поместили в больничную палату «кабминовской» больницы, расположенной на улице Заболотного. Все для нее как бы пошло по второму кругу: температура под сорок, сильный надрывный кашель, красное горло, состояние «осознаваемого бреда», переходящее временами в полные провалы, когда она теряла сознание…
Оксана не знала, что ради нее, ради ее безопасности как «важного свидетеля» было перекрыто целых пол-этажа второго корпуса правительственной больницы. А в больничном коридоре и непосредственно в ее палате, где она лежала в одиночестве, какие-то мужчины в штатском – но при рациях и оружии – несли круглосуточное дежурство…
В первый день, когда ее привезли в это медучреждение, врачи, осмотрев поступившую к ним пациентку, настоятельно не рекомендовали беспокоить ее и уж тем более производить допросы.
Оксана Палей бредила: то за ней гонялись по городу двое «убивцев», то она убегала по лесу от «зеленых гуманоидов», то ее затягивало в зыбучие пески… и это было самое страшное. В особенно трудные и страшные моменты как бы ниоткуда появлялась мама… Говорила ей какие-то ласковые, успокаивающие слова, все время держала ее за руку, не позволяя надолго проваливаться в горячечные бездны…
Видела она и Андрея. Неподалеку от себя, в зыбучих песках; он тоже «тонул»… И никого, кажется, не было рядом, ни одной живой души, кто протянул бы ему руку помощи.
Кризис миновал в ночь с понедельника на вторник.
А уже в восемь утра – она успела поговорить с мамой, потом ее осмотрел врач – в палату к ней наведались первые гости.
– Пятнадцать минут, – полушепотом сказал врач. – Пусть окрепнет немного… Я буду поблизости, на этаже. Если что, зовите…
Хотя на мужчинах, вошедших в палату, были надеты халаты и шапочки, Оксане как-то сразу стало понятно, что никакие они не врачи, что эти двое – из органов.
– Анна Мыколаевна, почекайтэ трохы, будь ласка… за двэрьмы! – сказал один из них, рослый мужчина лет сорока с коротким, чуть присыпанным сединою ежиком темных волос. – Выбачте, алэ у нас дэржавна справа! [37]
Анна Николаевна подсунула под спину дочери подушку – чтобы ей удобнее было разговаривать, – помогла ей самой принять полусидячее положение, ободряюще улыбнулась.
– Мама? – тихим голосом сказала Оксана. – Что мне делать?
– Расскажи им, донечка… все, как есть, – поняв, о чем спрашивает у нее дочь, сказала Анна Николаевна. – Нас тоже с твоим батьком охраняют… Так что не волнуйся об этом! Расскажи, что у тебя за беда стряслась… Я верю, что эти люди нам помогут.
37
Анна Николаевна, обождите немного, пожалуйста… за дверью! Извините, но у нас государственное дело! (укр.)
Поцеловав дочь в лоб, она вышла из палаты.
– Ну то як ты, дивчыно, почуваешся? – спросил визитер, ставя стул поближе к ее кровати. – Як воно… взагали?.. [38]
– Спасыби… Та байдуже… мени вже краще [39] .
– Мы тут з коллэгою хочэмо з тобою тришкы поспилкуватыся… Ты ще нэ зовсим забула росийску мову? [40] – неожиданно спросил он.
– Та ни… То есть… нет… нет, конечно…
– Ну и хорошо, вот и молодчинка. – Мужчина с короткой прической перешел на русский. – Меня зовут Иваном Опанас… Афанасьевичем… мы ж договорились по-русски?.. Я работаю в СБУ… слыхала о такой организации? Кстати, ничего, что я на «ты»?
38
Ну и как мы, девушка, себя чувствуем? Как оно… вообще? (укр.)
39
Спасибо… Нормально… мне уже лучше (укр.).
40
Мы тут с коллегой хотим немного с тобой пообщаться. Ты не забыла еще русский язык? (укр.)
Он достал служебное удостоверение, развернул его… Но Оксана даже не посмотрела на фото и служебные записи: она как-то сразу поняла, что эти двое не имеют отношения к тем, кто ее преследовал на протяжении последних нескольких дней, что они из правоохранительных органов.
– А это… это мой коллега. – Иван Афанасьевич кивком указал на плотного, крепко сбитого мужчину примерно своего возраста. – Зовут его… Сан Саныч. Поскольку коллега не очень, скажем так… владеет мовой… то будем вести наш разговор по-русски, как и договаривались…
Сотрудник СБУ убрал обратно ксиву, после чего достал – но уже из бокового кармана пиджака, поверх которого наброшен халат, – цифровой диктофон. Сан Саныч, у которого было открытое, приветливое лицо и цепкие глаза, тоже извлек миниатюрный аппарат и включил его на запись…
– Оксана, учитывая твое самочувствие… опустим формальности, – сказал сотрудник СБУ. – Расскажи нам, что случилось на базе… когда ты отправилась туда попроведать своего знакомого – Андрея Гайдукова.
Разговор длился уже около часа. Причем сама Палей, когда в палату заглянул встревоженный врач, сказала ему, что она чувствует себя вполне сносно. И что она не нуждается ни в отдыхе, ни даже в маленьком, на несколько минут, перерыве…
Она рассказала визитерам все-все. И о том разговоре, который она невольно подслушала, когда на базу приехали какие-то люди, и о визите двух мужчин в больницу «Скорой помощи», и о других тревожных и опасных моментах, которые ей довелось пережить. Не сказала она лишь о двух вещах: о том, что ночевала у «андерграундного» художника Луки, и еще о брате Андрея, которого она видела возле кафе, – здоровающимся за руку с кем-то из ее преследователей…
По ходу разговора она сделала вывод, что, во-первых, эти мужчины уже многое и сами о ней узнали, а во-вторых, они, кажется, также успели неплохо изучить биографию ее Андрея, к которому у них был какой-то свой интерес.