Очередной советник Сталина с ноутбуком и суперсилой
Шрифт:
Прежде всего – там, где легко пройдёт вражеская техника, не следовало ставить станцию РТР. Она должна занять удобную позицию, которая может быть и должна быть неудобной для проникновения – то есть монтировать на шасси грузового автомобиля… это плохая идея. Станцию нужно монтировать на гусеничное шасси. Но танковое не нужно, танк бронированный, а нам нужно максимум – защита от шального осколка, если вдруг, по какой-то причине, рядом упадёт бомба.
Я примерно понял, что антенна – это не просто какой-то железный штырь, и чем он длиннее, тем лучше. Антенна это серьёзная инженерная херня, и от её длинны и формы зависит, какие волны она будет улавливать. Штырёк, или проводок, вроде наушников на телефоне – отлично принимает УКВ – те волны, где FM-диапазон
Голосовой файл имеет герцы – как и волна, частота вибраций в секунду, которая модулируется в звук через динамик. Таким образом радиоволна превращается в звук. Самый простой детекторный приёмник вообще не имеет питания – в нём звук получается за счёт энергии самой радиоволны. То есть своеобразная беспроводная передача энергии.
Сверхнизкие частоты – от трёх до трёхсот используется для связи с подводными лодками – расстояния огромные, а эти волны имеют одну особенность… они прекрасно проходят над поверхностью воды и распространяются не по прямой видимости, а уходят за горизонт. То бишь, грубо говоря, они изгибаются вместе с изгибом земной или водной поверхности. Полноценную радиосвязь используют с тридцати килогерц до трёх гигагерц. ФМ-диапазон, которым пользуются, пожалуй, все, лежит как раз в области метровых волн, или очень высоких частот – от трёх до трёхсот мегагерц. Как я уже говорил – с 87.5 до 108 мегагерц. Это пример того, как в радиоволнах выделили полосу для каналов. Сами каналы… думаю, с этим тоже все сталкивались – с небольшой разницей, до двух-трёх десятых мегагерца, меняются каналы.
Проблема антенны в том, что разные частоты, из-за большой разницы в антеннах, требуют разных конструкций антенн. С фм-диапазоном поступили удобнее всего – для уверенного приёма достаточно иметь любую антеннку небольшой длинны.
Названный мне комплекс – кольчуга, имеет две тарелочных антенны – они, как понятно из их геометрии, принимают и концентрируют, словно линза, радиосигнал. Это очень эффективный способ приёма, по сравнению с обычной антенной, но минус – направленная, так что нужно, чтобы она была всегда направлена в точку.
Был другой аналог нужного комплекса – «Пост», но создать я её тоже не мог. Коротковолновые антенны в советском союзе вряд ли вызовут много проблем.
Создавать технику прямо под окнами НИИ рискованно днём – могут увидеть, а дальше… а вот ночью – всегда пожалуйста. Света нет, район не квартирный, так что вряд ли кто-то что-то увидит. Людей нет, тишина мёртвая, темень – хоть глаз выколи, не заметишь разницы.
Однако, гусеничная техника имела свои минусы. И главный – это износ гусениц и соответствующий расход топлива. Именно поэтому для быстрой переброски техники на большие расстояния лучше использовать дороги и колёсную технику. Ну тут всё более-менее просто и понятно – военный высокопроходимый грузовик. Но грузовик не сможет пролезть там же, где пролезет гусеничная техника… вот и встаёт вопрос – а что важнее, проходимость или практичность? Танки то ходят в бой, понятное дело, но нам не нужно в бой. Гусеничные тягачи – им нужна проходимость, она для них важнее практичности.
Плюс отечественные двигатели… ой не доверяю я отечественным, а на гусеничной технике – особенно. Хотя у современных мне танков замена двигателя – процесс довольно быстрый, за час-два можно достать один и вставить другой. А если на мотолыге двигатель сломается –
Жаль, что работы Грачёва по производству колёсных многоосных монстров так и не были доведены до ума – вот кто действительно сейчас бы выручил. В итоге, думал-думал, ничего не надумал и решил поступить просто – поставить всё оборудование на мотолыги. Они и проходимость обеспечивали, и я думаю, если хорошо постараться, то можно обучить механиков оперативному ремонту. Плюс существовали уже все необходимые мне модификации мотолыги – снегоболотоходные гусеницы, кунги, и их я всех видел. То есть не составит труда адаптировать.
Единственное НО – придётся всё-таки напрячь своих ребят, чтобы они изготовили хотя бы одну мотолыгу с иностранным двигателем. Тоже от гусеничной техники – от бульдозера, трактора или ему подобным – я больше надежд возлагаю на немецкие двигатели старой школы – то есть от спецтехники годов восьмидесятых-девяностых. Электроники в них нет, двигатель сложный, спору нет, но намного проще, чем у грузовых авто. Ну и крутящий момент с хорошей тягой, если бы мы сумели переставить такой двигатель на мотолыгу, то цены бы ей, мотолыжке, не было. Родной мотолыжный двигатель – ЯМЗ-238, уже не удовлетворял требованиям по надёжности. Достаточно сказать, что мановские и им подобные двигатели приходили к нам в ремонт с гораздо большим накатом, чем ЯМЗ, которые ломались вообще непредсказуемо. Могло что-то полететь практически когда угодно, и советские, и российские потребители к этому просто привыкли.
Но с этой задачей… у меня целое НИИ автомобилистов под боком – тридцать рыл, пусть они работают! Да, пусть они справляются с этой задачей. А моя сейчас – создать первую, головную, образцовую партию, которая впоследствии станет основой всех рот РТР. Я создал десять МТЛБ, из них половина – в формате КУНГовой нагрузки, половина – в виде обычных, то есть полностью бронированные низкие кузова. И начал париться по поводу их расстановки – ведь нужно было залезть. Запустить. Залить соляру и масло. Привести в боеготовое, так сказать, состояние.
С большим трудом, но до полуночи управился и решил сходить поспать…
4
Двадцать первое Июня.
Берия нагрянул нежданно-негаданно, без предупреждения, вечером двадцать первого.
– Где они? – Лаврентий Павлович после короткого приветствия, тут же спросил, – Где машины РТР? Сделали?
– Сделать то сделали, но ещё не доработали.
– Если не доработали… – он не закончил фразу.
– Прозвучало как угроза, – напомнил я ему, – Лаврентий Павлович, всё что я вам делаю – от чистого сердца.
Он вздохнул:
– Ну если так – прошу прощения. Забываю, что вы, скажем так, не местный.
– Это ничего, бывает. Пойдёмте посмотрим. А вы что, уже нуждаетесь?
– Нуждаемся мы всегда, – поправил меня Лаврентий Павлович, – всегда.
– Сделать машины и технику мне труда не составит. Труд в том, чтобы найти людей, работа с сверхсекретным оборудованием – это не хрен собачий. Радисты нужны не столько опытные, сколько сметливые, техника сложная. Пойдёмте покажу.
Мы вышли во двор. На нём стояли грузовики, в ряд, с кунгами и без. Лаврентий Павлович поджал губы.
– Вы же говорили, что на гусеничном плавающем шасси будете делать?
– В процессе проектирования всё переиграли. Гусеничное плавающее – замечательно, но марш-бросок к удалённому району оно выдержит с большим трудом. А нагрузка тут правда небольшая, так что взяли стандартные военные грузовики, камазы. Проходимость у них меньше, но явно больше, чем у машин нынешних.
Берия быстрым шагом приблизился и осмотрел машину, запрыгнул в кабину с удивительной для его возраста ловкостью, даже провернул ключ и завёл тем самым мотор. Двигатель камаза мгновенно отреагировал и зарычал. Лаврентий Павлович тут же заглушил мотор и спустился, уже не так резво, как поднимался, было видно, что человек уже не юный.