Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры
Шрифт:
Формально «Арзамас» возник как реакция на постановку 23 сентября 1815 года комедии «Липецкие воды», содержавшей злой выпад против Жуковского. Автором ее был активный участник «Беседы любителей русского слова» кн. Шаховской.
Уже 14 октября шестеро «карамзинистов», как они называли себя, – Уваров, Блудов, Дашков, А. Тургенев, Жуковский и Жихарев – решили создать «Анти-Беседу» в противовес сановной «Беседе» – Арзамасское общество безвестных людей.
«Шесть присутствующих братий торжественно отреклись от имен своих, дабы означить тем преобразование свое из ВЕТХИХ арзамасцев, оскверненных сообществом с халдеями Беседы и Академии, в НОВЫХ, очистившихся через потоп Липецкий» – значится в арзамасском протоколе [85] .
85
Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1933. С. 82.
«Арзамас»
Для Пушкина принятие в Арзамас «имело глубокий смысл, – пишет Ю. М. Лотман, – его принадлежность к литературе получила общественное признание. Зачисление в боевую дружину молодых литераторов – романтиков, насмешников, гонителей “века минувшего” – подвело черту под периодом детства и годами учения. Он почувствовал себя допущенным в круг поэтов общепризнанных» [86] .
86
Лотман Ю. М. А. С. Пушкин. Л., 1983. С. 30.
Еще лицеистом, подписав свое послание Жуковскому в 1816 году гордым именем «Арзамасец», включился он в это кипение страстей, литературных выпадов.
Из Царского Села 27 марта того же 1816 года пишет он в Москву П. А. Вяземскому: «Безбожно молодого человека держать взаперти и не позволять ему участвовать даже и в невинном удовольствии погребать покойную Академию и Беседу губителей Российского Слова» [87] .
По выходе из Лицея Пушкина уже по всей форме приняли в «Арзамас» и дали имя Сверчок.
87
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М., 1937–1949. Т. XIII. С. 3.
«Я не спросил тогда, за что его назвали Сверчком, – вспоминал Вигель, – теперь нахожу это весьма кстати: ибо в некотором отдалении от Петербурга, спрятанный в стенах Лицея, прекрасными стихами уже подавал он оттуда свой звонкий голос» [88] .
Венец желаниям! Итак, я вижу вас, О други смелых муз, о дивный Арзамас!.. [89]Но к этому времени, к 1817 году, «Арзамас» «повзрослел»: в нем появляются такие лица, как Николай Тургенев, Михаил Орлов, Никита Муравьёв. И если и до их прихода раздавались голоса о необходимости перехода от буффонады к критическим разборам литературных новинок и даже изданию журнала, то с их появлением этот вопрос был поставлен решительно. Единой же программы у «Арзамаса» не существовало: одно дело быть всем против чего-то, и совсем другое – быть всем за что-то одно. В «Арзамасе» же собрались люди, близкие между собой по своим взглядам, но по-разному смотревшие на цели общества. На начало «серьезничанья» Жуковский отреагировал так: «Быть бычку на веревочке! Быть Арзамасу Беседой!» [90] .
88
Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1928. Т. 2. С. 112.
89
Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 6 т. / под ред. М. А. Цявловского. М., 1937. Т. I. С. 547.
90
Жуковский В. А. Стихотворения // Собр. соч.: в 3 т. М., 1980. Т. 1. С. 367.
Назвать петербургский адрес «Арзамаса» невозможно – его отсутствие было предопределено изначально. В противовес торжественным ритуалам заседаний «Беседы любителей русского слова», проходивших в доме Державина, в «Арзамасе» всё было навыворот: «Положено признавать Арзамасом всякое место, на коем будет находиться несколько членов… какое бы оно ни было – чертог, хижина, колесница, салазки – должно именоваться во все продолжение заседания Новым Арзамасом» [91] .
91
Цит. по: Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 57.
Заседания проходили не только в Петербурге. Президентом был избран А. И. Тургенев, один из основоположников этого литературного объединения. «Гром слов президента проникнул сквозь стены Арзамаса… пронесся вдоль Фонтанки и вдоль Невы, раздавался в берлогах и гнездах, на рынках и клубах и в императорской библиотеке, и там и здесь… все очнулись, все узнали победу Светланы и света над Беседой и тьмою», – записано в одном из протоколов Арзамаса [92] . Надо напомнить, что Светлана – это арзамасское имя Жуковского.
92
Там же. С. 50–51.
Многие заседания проходили по адресу: набережная Фонтанки, 20, где жил арзамасский президент. 7 апреля 1818 года состоялось последнее заседание общества. Члены объединения уже понимали, что у них нет единства взглядов на будущее «Арзамаса». Их дороги разошлись. Жуковский прочел свое прощальное напутствие:
Братья-друзья арзамасцы! Вы протокола послушать, Верно, надеялись. Нет протокола! О чем протоколить? Все позабыл, что было в прошедшем у нас заседаньи! Все! да и нечего помнить! С тех пор, как за ум мы взялися, Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться — Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы! [93]93
Жуковский В. А.Стихотворения. С. 367.
«“Арзамас”, с его заседаниями и протоколами, был лишь эпизодом, – правда, наиболее красочным и колоритным, – в истории арзамасского братства» [94] , – пишет известный пушкинист Максим Гиллельсон. «Арзамас» прекратился, но арзамасское братство продолжалось.
25 сентября 1818 года А. Тургенев сообщал Вяземскому: «В воскресенье Жуковский, Пушкин, брат [Николай Иванович – будущий декабрист] и я ездили пить чай в Царское Село, и историограф [имеется в виду Н. М. Карамзин] прочел нам прекрасную речь, которую написал он для торжественного собрания Русской академии, по поручению корешкового ее президента» [95] .
94
Гиллельсон М. И.Молодой Пушкин и арзамасское братство. С. 141.
95
Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899–1913. Т. I. С. 123.
Во главе Российской академии стоял идейный вдохновитель консервативной «Беседы» адмирал Александр Семенович Шишков, «корешковый президент», как иронически называет его Тургенев.
5 декабря 1818 года Карамзин произнес свою речь. Он говорил, что «язык и словесность суть… главные способы народного просвещения»; «Словесность возвышает и нравственное достоинство государств… Если бы греки, если бы самые римляне только побеждали, мы не произносили бы их имени с таким уважением, с такою любовию; но мы пленялись Иллиадою, Энеидою, вместе с афинянами слушали Демосфена, с римлянами Цицерона»; «Петр Великий, могучею рукою своею преобразовав Отечество, сделал нас подобными другим Европейцам. Жалобы бесполезны… Мы не хотим подражать иноземцам, но пишем, как они пишут: ибо живем, как они живут; читаем, что они читают; имеем те же образцы ума и вкуса; участвуем в повсеместном взаимном сближении народов, которое есть следствие самого просвещения… Хорошо писать для россиян, еще лучше писать для всех людей» [96] . Таких речей в академии еще не слышали. Она произвела огромное впечатление. Отвечал в ней Карамзин и тем, кто критиковал монархическую концепцию его «Истории».
96
Сын Отечества. 1819. Ч. 51, № 1. С. 4; 13–14; 20–21.
И вот снова Вигель о Пушкине: «Сами родители его не могли принимать в нем более нежного участия [чем арзамасцы]; особенно Жуковский, восприемник его в “Арзамасе”, казался счастлив, как будто бы сам Бог послал ему милое чадо. Чадо показалось мне довольно шаловливо и необузданно, и мне даже больно было смотреть, как все старшие братья наперерыв баловали младшего брата…
Его хвалили, бранили, превозносили, ругали. Жестоко нападая на проказы его молодости, сами завистники не смели отказывать ему в таланте; другие искренно дивились его чудным стихам, но немногим открыто было то, что в нем было, если возможно, еще совершеннее, – его всепостигающий ум и высокие чувства прекрасной души его…