Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры
Шрифт:
Частым посетителем «суббот» Жуковского был Алексей Николаевич Оленин, археолог и историк, с 1811 года – директор Публичной библиотеки, а с 1817 – и президент Академии художеств. Жуковский же и Пушкин часто посещали дом Оленина, который находится почти на границе Коломны, на том же берегу Фонтанки, где жил Пушкин, по нынешней нумерации – № 97.
По воскресеньям Пушкин спешил к Оленину, где он встречался с Крыловым, Гнедичем, Батюшковым и другими постоянными участниками оленинского кружка.
2 мая, в день рождения жены А. Н. Оленина, Елизаветы Марковны, обычно собиралось много гостей. Так случилось и в 1819 году. Приехали Иван Матвеевич Муравьёв-Апостол, Жуковский, Крылов, Гнедич, Пушкин.
Обычно к этому празднику все в доме готовились задолго. Постоянный участник этих праздников И. А. Крылов предложил на этот раз сыграть в честь Елизаветы Марковны сочиненную им шараду. Старшая дочь Олениных, Варвара Алексеевна, вспоминала: «Фигурировали обыкновенно в шарадах и картинах Крылов, Гнедич, Жуковский, Муравьёвы, князь Голицын… Полторацкие, потом Пушкин, еще позже граф В. П. Панин (который необычайно был мил во всех играх)». Шарада состояла из трех частей: первые две давали отгадку двух слогов задуманного слова, а третья часть обозначала задуманное слово.
Дом № 97 по набережной Фонтанки
Иван Андреевич, как сочинитель и главный распорядитель, объявил о начале. Тотчас же под музыку в зал ворвались танцующие пары в масках и прекрасных костюмах. Это был «бал» – первый слог задуманного слова.
Во второй части появились красивые девушки, изображавшие богиню любви и красоты у славян Ладу – это была вторая часть слова.
В. А. Оленина писала: «Когда начали балом, Жуковский исчез… нашли его, наконец, пишущего в батюшкином кабинете стихи на день рождения матушки» [126] . Автограф стихов, а вернее, баллады, ибо задуманным словом и было слово «баллада», сохранился в бумагах А. Н. Оленина. И при изучении его оказалось, что только полтора стиха написано рукою Жуковского, а дальше следует летящий почерк Пушкина:
126
Цит. по: Тимофеев Л. В. В кругу друзей и муз. Дом Оленина. Л., 1983. С. 142–143.
127
Пушкин А. С. Полн. собр. соч. / под ред. М. А. Цявловского. Т. I. С. 563.
На одном из еженедельных вечеров в доме Оленина на набережной Фонтанки, 97, происходит и первая встреча Пушкина с Анной Петровной Керн [128] . Отец А. П. Керн, Петр Маркович Полторацкий, был родным братом Елизаветы Марковны – жены А. Н. Оленина.
Вот рассказ самой А. П. Керн об этой встрече:
«В 1819 г. я приехала в Петербург с мужем и отцом, который, между прочим, представил меня в дом его родной сестры, Олениной. Тут я встретила двоюродного брата моего Полторацкого…
128
Шубин В. Ф., Файбисович В. М. К литературной жизни пушкинского Петербурга // Русская литература. 1982. № 3. С. 155–156. Бытовавший в литературе в течение многих лет адрес этого события «Фонтанка, 101» был ошибочным. Впервые вопрос о номере дома, где жили в это время Оленины, был исследован В. М. Файбисовичем.
На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его; мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посредине залы; мы все столпились вокруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: “Осел был самых честных правил!”.
В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры, и когда я держала корзинку с цветами, а Пушкин вместе с братом Александром Полторацким подошел ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал [по-французски]: “Конечно, этому господину придется играть роль аспида?”. Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла.
После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов… За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как например: “Можно ли быть такой прелестной”. Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: “Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?”. Я отвечала серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. “Ну, как же ты теперь, Пушкин?” – спросил брат. “Я раздумал, – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там будут хорошенькие женщины”… Вскоре ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами» [129] .
129
А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. С. 404–405.
Это было то знаменитое «чудное мгновение», навсегда введенное Пушкиным в мировую литературу, а затем и в музыку – посвящением М. И. Глинкой уже ее дочери.
Постоянно бывая у Оленина, Пушкин внимательно изучал собранную хозяином дома коллекцию старинного русского оружия и составленный им «Словарь старинных военных речений», столь нужные ему для работы над «Русланом». И в поэму, наряду с обычными словами поэтического лексикона, вошли и редко встречающиеся в обиходе названия «бердыш», «шишак», «броня»…
Одной из самых замечательных сторон археологической деятельности Оленина была ее тесная связь с отечественным искусством. Получив в подарок от Алексея Мусина-Пушкина шишак, приписывавшийся князю М. М. Темкину-Ростовскому, Оленин предоставил его Оресту Кипренскому, работавшему над картиной «Дмитрий Донской на Куликовом поле», за которую тот получил золотую медаль. «Через несколько месяцев после триумфа О. А. Кипренского, – пишет автор монографии об Оленине В. М. Файбисович, – шлем князя Темкина-Ростовского был опубликован Олениным в «Письме к графу А. И. Мусину-Пушкину о камне Тмутараканском».