Очерки Христианской Апологетики
Шрифт:
В отличие от созерцательных религий Востока и греческих философских учений, христианство прежде всего призывало к действию, к жертвенному подвигу, к борьбе с силой зла и греха, к пронизыванию всей жизни светом Христовым. «Христианство — не в молчаливом убеждении, а в величии дела», — пишет в своих письмах Игнатий Богоносец.
Разрыв между Богом и миром, духом и материей, верой и делом жизни характерны лишь для тех еретических течений (возникших на почве сознательного или бессознательного смешения христианства с нехристианскими восточными философскими учениями или буддизмом), которые не могли воспринять безоговорочно христианскую идею бого-человечества (основной догмат «неслиянного и нераздельного» соединения божеского и человеческого во Христе). Догматические споры эпохи Вселенских Соборов в различных их проявлениях были не отвлеченными спорами о «букве догматической формулы», не спором об отвлеченных метафизических истинах, не
Так, монофизитство, сливая «человеческое естество» с божественным, растворяя его в нем, по существу отрицает подлинность человеческого начала, действительность Богово-площения. Тем самым отрицается по существу акт жертвенного нисхождения Божества для спасения и преображения мира и человечества, в силу которого Слово действительно «стало плотью» и «обителью с нами», добровольно разделяя с человеком все тяготы его земной жизни. А этим самым отрицается и идея грядущего преображения всей твари. Материя остается чуждой духу, человеческая жизнь неосвященной; лишенной благодатных средств, спасение понимается лишь как спасение от мира, от жизни. Тем самым теряется смысл всякого земного дела, отпадает задача христианизации мирской жизни, отрицается тот жертвенный путь любви, отдающий себя делу спасения и преображения мира, который показан был Христом.
Если монофизитство отрицает подлинность человеческого существа и поглощает его в божественном, то несторианство, напротив, резко разделяет, обособляет человеческое естество во Христе от божественного (которое лишь «пребывало» в человеке Иисусе как в храме), отрицает существенное, действительное соединение двух естеств. Соприкосновение божеского и человеческого ограничивается, при таком понимании, лишь внешним соединением. Человеческое начало остается во всей ограниченности, материя — отделенной от духа, мир — непросветленным. Раздвоенность жизни — прямой вывод из этого. Жизнь мира и человека идет своим путем. Христианство проявляется в интимно-субъективных настроениях, становится «религией праздничного дня», за которым следует власть «будней» — не преображенной мирской жизни.
В монофизитстве и несторианстве мы встречаемся, таким образом, со своеобразной реакцией язычества в христианском мире, извращающей самое существо христианского понимания жизни, и именно потому, а не в силу только отвлеченного рассуждения, эти течения решительно осуждаются соборным сознанием. [36]
Христианское учение о человеке и его назначении
По христианскому пониманию, человек представляет в своем существе как бы «малый мир», «микрокосмос», отражающий в себе все планы и сферы бытия вселенского («макрокосмоса», или «великого мира»). В этом смысле он является завершением и «венцом творений», связывающим эти различные ступени бытия между собой и Богом. В человеке проявляется разумное сознание, и мировой процесс через него получает осмысленный характер. «Чрез него земля возвышена до небес», по выражению В. Соловьева.
«Я — связь миров повсюду сущих, Я — крайня степень вещества, Я — средоточие живущих, Черта начальна Божества»,—выражает эту же мысль Г. Р. Державин в своей знаменитой оде «Бог».
Своей телесной природой человек причастен миру физическому. Характерными признаками физического бытия являются пространственность его и доступность восприятия внешними чувствами. Этими свойствами обладает и телесная природа человека, с помощью которой человек соприкасается с внешним миром, испытывает на себе его воздействие и сам воздействует на него, словом, живет общей жизнью с природой. Физическая природа является для человека орудием действия его во внешнем мире, и в этом ее смысл с точки зрения назначения человека в мире. Но для действия во внешнем мире человеку недостаточно одной физической природы. Всякое действие внешней природы на человеческое тело (например, световой, тепловой энергии, соприкосновение с внешними телами и проч). сопровождается такими явлениями, которые не относятся к переживаниям зрительным, слуховым, боли и проч. Вместе с тем всякие действия человека во внешнем мире, в отличие от автомата, направляются также психическими или душевными переживаниями, мыслями, волевыми движениями и стоящими за ними чувствованиями. Существование телесной природы и ее связь с физическим миром по своей наглядности очевидны даже для самого грубого ума, который в своем ослеплении доходит иногда до отрицания действительного существования душевной жизни и души в
Анализируя, например, такое психическое переживание, как восприятие музыкального звука, мы можем: различить в нем музыкальные тона, отличающиеся между собой по силе, высоте и тембру, и можем установить созвучие этих тонов, благодаря которому они превращаются в целый аккорд. Между тем, наблюдая физические и физиологические процессы, связанные с восприятием звука, мы не найдем ничего, кроме разной степени интенсивности сгущения и разряжения воздуха, колеблющих основную перепонку уха, что, в свою очередь, производит разной степени давление на слуховой нерв. Ничего схожего между психическим ощущением качества музыкального звука и этими давлениями и движениями, различающимися только силой и степенью, нельзя найти при всем желании.
В физиологических процессах, сопровождающих музыкальное восприятие, мы не можем отличить музыкального звука от немузыкального, гармоничного от негармоничного, красивого от безобразного. Физиологические процессы происходят в мозгу во время решения математической задачи, но никакой физиолог не может сказать, какая именно задача при этом решается. Сколько бы мы ни рассматривали эти физиологические процессы, мы никогда не сможем усмотреть или прочитать в них ничего похожего, например, на чувство любви, на мысль о научной проблеме, на решение начать какую-либо работу и т. д. Между тем наличие всех этих и других внутренних переживаний в нас есть факт столь же, если еще не более, несомненный, как наличность физических вещей и процессов вне нас. Без признания этих внутренних переживаний невозможно было бы ничего понять во всей нашей жизни.
Качественное содержание мыслительного процесса или какого-либо другого переживания не определяется по физиологическим процессам, им сопутствующим. Процессы эти остаются одними и теми же и при правильной и при неправильной мысли. Большинство материалистов-механистов не могло, в силу очевидных данных непосредственного опыта, последовательно выдержать отрицание своеобразия психических явлений. В большинстве они вынуждены признать психику своеобразным «свойством материи» (иногда с оговоркой — «организованной материи»), но имеют в виду свойство именно физической материи, физического организма (мозга, нервной системы и пр.), подобное другим свойствам (химическим и прочим).
Этим не устраняется, однако, противоречие с непосредственными данными опыта, который свидетельствует о коренном отличии душевных явлений не только от отдельных веществ, но и от всяких свойств физического мира, обнаруживаемых во внешнем чувственном опыте. В отличие от всех физических явлений (механических, физических, химических и др.), душевные явления: мысль, чувства, желания — не могут быть в своем существе показаны во внешнем опыте, расположены в пространстве, превращены в другие виды физических явлений, а между тем они несомненно существуют. Не может разрешить вопрос и более умеренная формула, выдвигаемая материалистами, утверждающая, что психические явления хотя и отличны от физических, но «порождаются» ими.
Всякое физическое движение само по себе может порождать только физические явления. Для того, чтобы оно могло вызвать качественно отличное от него психическое переживание, например, цвета, звука и проч., нужно, чтобы уже была среда, способная воспринимать и переживать их. Такой средой не может быть только физическое вещество мозга, так как в нем самом по себе мы не найдем ничего сходного с качественным содержанием психических переживаний (мыслей, чувств, желаний). Такой воспринимающей средой может быть только нечто отличное от физического тела, то, что мы называем «душой» (или на научном языке «психическим субъектом»). Физические и физиологические явления могут быть только поводом для возникновения психических переживаний, сопутствовать им, наконец, отражать действия психических переживаний, но никогда не являются порождающей причиной их.