Очерки истории цивилизации
Шрифт:
Надо полагать, он был знаком и с идеей Исократа — идеей великого союза греческих полисов Европы для подчинения Востока. Филиппу было известно также, до какой степени неспособна афинская демократия из-за своего устройства и традиций воспользоваться теми возможностями, которые лежали перед ней. Ведь в таком случае пришлось бы с кем-то разделить эти возможности. Для афинян и спартанцев это означало бы допустить «множество чужеземцев» к преимуществам своего гражданства. Это означало бы снизойти до равенства и партнерства с македонянами — народом, из которого «у нас нет даже пристойного раба».
Не существовало иного способа, кроме революционного
Первые годы своего царствования Филипп посвятил подготовке и обучению армии. До этого большинство сражений в мире велось строем пеших воинов. На очень древних шумерских изображениях батальных сцен мы видим копейщиков в тесном порядке; между двумя такими противоборствующими линиями происходило основное сражение. Так сражались и отряды зулусов в XIX столетии.
Войска греков во времена Филиппа по-прежнему сражались таким же образом. Фиванская фаланга была строем пеших воинов-копейщиков; задние ряды просовывали свои более длинные копья между воинами передних рядов.
Подобный строй легко проходил через менее дисциплинированное войско, что противостояло ему. Конные лучники, конечно, могли нанести значительные потери пешему строю людей, и как только для войны стали использовать лошадей, всадники появились во всех армиях тех времен, как вспомогательные силы в основном ходе сражения. Читатель должен помнить, что в западном мире лошадей стали эффективно использовать для ведения войны лишь после ассирийцев и поначалу это были только колесничные упряжки. Колесницы на полном ходу мчались на строй пехоты и старались разрушить его. И если дисциплина пехоты была не очень прочна, им удавалось достичь назначенной цели. Сражения у Гомера — это сражения колесниц.
Только в последнем тысячелетии до нашей эры мы обнаруживаем, что воины-всадники (верховые, а не те, что сражались в колесницах) начинают играть самостоятельную роль в общей картине боя. Поначалу они, очевидно, сражались сами по себе, а не как единое целое. Каждый стремился лично выделиться в бою: так лидийцы сражались против Кира.
По-видимому, именно Филиппу принадлежит первенство в создании наступательной кавалерии. Он приказал «товарищам царя» тренироваться в нанесении массированных конных атак. И он укрепил свою фалангу, углубив ее строй до шестнадцати-двадцати рядов и вооружив людей в задних шеренгах более длинными, чем до того (до 6 метров), копьями. Македонская фаланга была попросту усиленным вариантом фиванской фаланги. Но ни одно из этих массовых пехотных образований не было достаточно гибким, чтобы выдержать саму по себе атаку с флангов или с тыла. Маневренность их была ограничена.
Поэтому и победы Филиппа, и его сына следовали одной общей схеме взаимодействия двух родов войск — конницы и пехоты. Фаланга наступала по центру и сдерживала основные силы противника; на одном или на обоих крыльях сражения атаковала конница, сметая конницу врага и устремляясь с флангов и тыла на вражескую пехоту, передние ряды которой уже были разрушены македонской фалангой. Боевой порядок неприятеля разваливался, и битва превращалась в резню. Когда у Александра накопилось больше военного опыта, он прибавил к этой схеме еще и использование на поле боя катапульт, способных осыпать ряды неприятеля градом огромных камней. До этого катапульты использовались во время осады, но никогда — в полевых боях. Александру принадлежит первенство в изобретении «артподготовки».
Имея в руках обновленную и сильную армию, Филипп первым делом обратил внимание на север Македонии. Он осуществил походы в Иллирию, дошел до Дуная, а также распространил свою власть по балканскому побережью вплоть до Геллеспонта. Теперь в его владениях был и порт, Амфиполь, и прилегающие к нему золотоносные рудники. После еще нескольких фракийских походов Филипп полностью переключился на походы в южном направлении. Он воспользовался, как поводом, враждой Дельфийской амфиктионии со святотатцами-фокейцами, представ в этом конфликте в роли защитника религии эллинов.
Нужно учитывать, что среди греков существовала сильная партия, так называемая панэллинская партия, которая была настроена в пользу всегреческого лидерства Филиппа. Главным поборником панэллинского движения был Исократ. Афины, с другой стороны, возглавляли силы, оппозиционные Филиппу. Они не скрывали своей симпатии к Персии и даже посылали эмиссаров к Великому царю, чтобы предупредить его о той угрозе, которую представляет для него объединенная Греция. Не будем здесь вдаваться в подробности этого противостояния, затянувшегося на семнадцать лет. В 338 г. до н. э. долгая борьба между сепаратизмом и панэллинизмом подошла к решительной развязке — в сражении при Херонее Филипп нанес сокрушительное поражение Афинам и их союзникам. Он даровал Афинам мир на исключительно великодушных условиях; Филипп всегда был последователен в том, чтобы склонить на свою сторону этот неумолимый город. И в 338 г. до н. э. Коринфский общегреческий конгресс полисов признал его главнокомандующим в войне против Персии.
К этому времени Филиппу исполнилось сорок семь. Казалось, что мир лежит у его ног. Он превратил свою маленькую страну в ведущую державу греко-македонского союза. Это объединение должно было стать прелюдией к еще более значительному объединению Западного мира и Персидской империи в единую мировую державу всех известных тогда народов. Можно ли сомневаться, что у него была такая мечта?! Сочинения Исократа убеждают нас, что была. И кто сможет отрицать, что Филипп был в силах осуществить её? У него была вполне обоснованная надежда деятельно прожить еще хотя бы четверть века. В 336 г. до н. э. авангард его войска переправился через Геллеспонт в Азию…
Но Филиппу не суждено было возглавить свои основные силы. Он был убит.
Следует теперь сказать несколько слов о том, как выглядела домашняя жизнь царя Филиппа. На его жизни и жизни Александра оставила свой отпечаток личность неугомонной и жестокой женщины, Олимпиады, матери Александра.
Она была дочерью царя Эпира, страны на запад от Македонии, такой же «полугреческой», как и Македония. Она встретила Филиппа на одном из религиозных собраний на острове Самофракия. Плутарх утверждает, что это была женитьба по любви. Это говорит в пользу обвинений против Филиппа в том, что он, как и большинство людей, наделенных энергией и воображением, был склонен к неудержимым любовным порывам. Он женился на ней, когда уже был царем, и она родила ему Александра три года спустя.