Очерки истории российской внешней разведки. Том 4
Шрифт:
Хозяйкой второй конспиративной квартиры была Мария Титов-на Левицкая. На нее разведчики вышли с помощью военнопленных, бежавших от немцев. Они рассказали, что немцы водили группу военнопленных на работу за город. Там их обычно встречали две женщины, которые приносили еду. Они же подсказали, как можно совершить побег. Так они укрылись у жительницы Ровно Марии Титовны Левицкой. Военнопленных затем отправили в лес к партизанам, где они хорошо себя зарекомендовали. Обсудив вопрос о Левицкой с комиссаром отряда А.А. Лукиным, разведчики получили «добро» на знакомство с ней. Мария Титовна без колебаний дала согласие.
Около Николая Кузнецова
В начале апреля 1943 года Николай Гнедюк был вызван в отряд. Медведев представил ему хрупкую девушку и сказал, что ее надо устроить в группу Кузнецова. Это была Валя Довгер. Ее отец, Константин Ефимович Довгер, работая в лесничестве, с самого начала действий отряда в Сарненских лесах оказывал отряду Медведева большую помощь. Зимой того же года немцы, заподозрив Довгера и его группу в связях с партизанами, арестовали их, подвергли пыткам и жестоко расправились: еще живыми спустили их под лед в реку. Незадолго до гибели Константин Ефимович дал дочери наказ: если что случится, Валентина должна уйти в отряд.
В Ровно Валя поселилась на квартире у Марии Курильчук (Козловской). У Вали были подруги, с которыми она училась в школе. Некоторые из них водили дружбу с гитлеровцами. Через одну такую «подружку» ей удалось познакомиться с сотрудником гестапо Лео Метко, личным переводчиком полицмейстера Украины. Узнав от Вали, что ее отец якобы сотрудничал с немцами и был за это убит партизанами, Лео Метко помог ей оформить бумагу, которая удостоверяла эту версию, и содействовал устройству на работу в магазин.
Валя познакомила Лео Метко со своим «женихом» — Паулем Зи-бертом, который произвел на него неотразимое впечатление. Лео Метко свел Зиберта с некоторыми сотрудниками гестапо и рейхскомиссариата. Теперь возможности Кузнецова значительно расширились, а в Ровно появилась еще одна явочная квартира. Она была удобна тем, что имела отдельный, независимый от хозяйки вход. Этой квартирой пользовался Кузнецов как «жених» и вся группа разведчиков.
Однажды Николай Иванович переслал командиру сообщение о подготовке немцев к проведению в Ровно 20 апреля 1943 года военного парада, приуроченного ко дню рождения Гитлера. Николай Иванович просил ему разрешить «командовать парадом», то есть провести акцию возмездия, поскольку предполагалось, что на параде будет присутствовать Эрих Кох.
Медведев понимал, что в ситуации, когда вокруг будут гитлеровцы, акт возмездия возможен только ценой самопожертвования. И разведчик был готов пойти на это. К Медведеву с аналогичной просьбой обратились и другие разведчики, находившиеся в Ровно. Командир отряда всем ответил: «Категорически запрещаю. Этим мы можем сорвать нашу работу. Придет время, и мы рассчитаемся с палачами. Разрешаю быть на параде в толпе. В случае, если кто-либо помимо нас будет действовать, поддержите оружием» [8] .
8
Медведев Д. Это было под Ровно.
– М.: «Правда», 1987.
– С. 120.
Кузнецову же Медведев разрешил, если на трибуне появится Эрих Кох, действовать. Предполагалось, что Николай Иванович будет стоять с Валей у самой трибуны среди гостей.
Парад состоялся, но Эрих Кох на трибуне не появился.
Забегая вперед, надо сказать, что ни Кузнецову, ни другим членам отряда Медведева провести акцию возмездия в отношении гитлеровского сатрапа не удалось. Кох редко находился в Ровно, потому что одновременно являлся гауляйтером Восточной Пруссии. Кроме того, он знал, что в Сарненских лесах и в городе Ровно действовал не просто партизанский отряд, а отряд специального назначения НКГБ СССР, что, естественно, вынуждало Эриха Коха принимать особые меры предосторожности. Позднее акцию возмездия в отношении Коха удалось провести польским патриотам.
Незадолго до парада Валя рассказала Кузнецову, что встретила в городе знакомого из числа местных жителей. Это был Ян Казимирович Каминский, с которым Николай Иванович решил встретиться. Каминский рассказал о себе и сообщил, что, желая бороться с немцами, он вступил в организацию, созданную местными поляками, — «Союз вооруженной борьбы». Эта организация, как оказалось, была связана с Варшавским центром и Лондоном. По словам Яна, она, однако, занималась болтовней, а к действиям не переходила.
Николаю Ивановичу Каминский понравился, и он решил привлечь его к работе своей группы. Ян согласился сотрудничать и подписал присягу партизана. С этого момента Каминский вошел в группу разведчиков.
Однажды знакомый немецкий офицер познакомил Кузнецова со своим сослуживцем штурмбаннфюрером гестапо фон Ортелем. Кузнецов пригласил фон Ортеля в компанию, которая собиралась у Вали. Постепенно гестаповец, присмотревшись к Паулю Зиберту, начал кое-что рассказывать о себе. Николай Иванович не скупился на угощения гитлеровцев, тем более что денежные средства были немецкими: боевые группы отряда Медведева, проводя операции, доставляли в отряд крупные суммы немецких марок.
Когда их отношения достаточно укрепились, Кузнецов пригласил штурмбаннфюрера в ресторан. Они сидели за столиком и беседовали. Вдруг, заметив человека в штатском, фон Ортель жестом подозвал его и заговорил с ним на прекрасном русском языке. Разговор ничего особенного не содержал, но продолжался около десяти минут. Николай Иванович внимательно слушал и обдумывал, не проверяет ли его гестаповец. Когда человек отошел от их столика, Кузнецов спросил фон Ортеля, откуда он знает русский. Гитлеровец ответил, что занимается русским языком давно и поинтересовался, понял ли Зиберт что-либо из разговора. Узнав, что Пауль Зиберт разобрал лишь несколько слов, насколько позволял набор из военного разговорника, фон Ортель рассказал Николаю Ивановичу, что до войны два года работал в Москве и «сумел кое-что сделать в пользу Германии».
Эта информация ушла в Центр. Позднее Кузнецов стал получать из разговоров с фон Ортелем более ценные сведения. Фон Ортель отпускал нелестные оценки в адрес германских руководителей. Доставалось и Геббельсу с Розенбергом, и Герингу, и Коху.
Фон Ортель как-то заметил в разговоре с Кузнецовым, что он никого не провоцирует и в то же время не лицемерит, как это делают другие. Перед Кузнецовым раскрылась сущность человека-циника, который не верил никому и стремился делать лишь то, что было ему выгодно.