Очерки о пионерах-героях
Шрифт:
– Это же просо сеяли, люди добрые, - обращаясь к полицаям, сетовала женщина.
– А попробуй поднять с малым эти вырубки. Нелегко, ох, нелегко!
И никто, конечно, не заметил, как следят зоркие глаза мальчонки за каждым солдатом, как они все замечают.
Гриша побывал в пяти домах, где остановились фашисты и полицаи. И обо всем узнал, потом подробно доложил командиру. В небо взвилась красная ракета. И через несколько минут все завершилось: партизаны загнали врага в хитро расставленный "мешок" и уничтожили его. Награбленное добро вернули населению.
Ходил
С уздечкой, прихрамывая (в пятку попала заноза), маленький пастушок сновал среди гитлеровцев. И такая ненависть горела в его глазах, что, казалось, одна она могла бы испепелить врагов.
А затем разведчик докладывал, сколько видел у врагов пушек, где стоят пулеметы и минометы. И от партизанских пуль и мин находили себе могилы на белорусской земле захватчики.
В начале июня 1943 года Гриша Подобедов вместе с партизаном Яковом Кебиковым пошел в разведку в район деревни Залесье, где размещалась карательная рота из так называемого добровольческого отряда "Днепр". Гриша пробрался в дом, где подвыпившие каратели устроили вечеринку.
Партизаны бесшумно вошли в деревню и целиком уничтожили роту. Спасся только командир, он спрятался в колодец. Утром его оттуда вытащил местный дедок, как поганого кота, за загривок...
Это была последняя операция, в которой участвовал Гриша Подобедов. 17 июня вместе со старшиной Николаем Борисенко он поехал в деревню Рудую Бартоломеевку за мукой, приготовленной для партизан.
Ярко светило солнце. На крыше мельницы порхала серая птичка, наблюдая хитрыми глазенками за людьми. Широкоплечий Николай Борисенко только взвалил на подводу тяжелый мешок, как прибежал побледневший мельник.
– Каратели!
– выдохнул он.
Старшина и Гриша схватились за автоматы и бросились в кустарник, росший у мельницы. Но их заметили. Свистнули злобные пули, срезая веточки ольшаника.
– Ложись!
– подал команду Борисенко и выпустил длинную очередь из автомата.
Гриша, целясь, давал короткие очереди. Он видел, как каратели, будто бы наткнувшись на невидимую преграду, падали, скошенные его пулями.
– Так вам, так вам!..
Неожиданно старшина глухо охнул и схватился за горло. Гриша обернулся. Борисенко задергался всем телом и затих. Его остекленевшие глаза смотрели теперь безразлично в высокое небо, а рука впилась, как будто прикипела, в ложе автомата.
Кустарник, где теперь остался один Гриша Подобедов, окружили враги. Их было около шестидесяти человек.
– Сдавайся!
– послышались голоса.
Гриша стиснул зубы и поднял руку. К нему сразу же бросилось несколько солдат.
– Ах вы, ироды! Чего захотели?!
– крикнул партизан и в упор полоснул по ним из автомата.
Шесть гитлеровцев свалилось ему под ноги. Остальные залегли. Все чаще и чаще над Гришиной головой свистели пули. Партизан молчал, не откликался. Тогда осмелевшие враги вновь поднялись. И вновь под метким автоматным огнем вжимались в землю. А в автомате уже кончились патроны. Гриша выхватил пистолет.
– Сдаюсь!
– крикнул он.
К нему рысцой подбежал высокий и тонкий, как жердь, полицай. Гриша выстрелил ему прямо в лицо. На какой-то неуловимый миг мальчик окинул взором редкий кустарник, тучки на небе и, приставив пистолет к виску, нажал на спусковой крючок...
Когда партизаны прибыли на место схватки, они увидели вокруг Гриши одиннадцать убитых карателей. Многие еще корчились, израненные его пулями.
...Гриша Подобедов похоронен в Чечерске в братской партизанской могиле на Замковой горе. Отсюда, где возвышается величественный памятник, видны бескрайние луга за Чечерой и Сожем. По дорогам в райцентр пылят грузовики, в высоком небе, оставляя за собой след, проносятся, как метеоры, реактивные самолеты. А на могиле растут цветы. Их много. Растут высаженные деревца. Пройдут годы, и они зашумят густыми пышными кронами. Зашумят, как эта песня о Грише:
Солнце сосен золотит верхушки,
Над Чечерой стелется туман...
Спит в могиле братской на опушке
Гриша Подобедов, партизан.
Кто сказал, что бой сложился круто?
Просто отдохнуть прилег солдат,
Может, на какую-то минуту,
И в руке сжимает автомат.
Спит.
И удивляться тут не надо,
Что не слышит песни боевой;
Прожил он большую жизнь, ребята,
Многим взрослым не прожить такой.
Эта песня высоко взмывает,
Льется над просторами полей,
Ширится от края и до края...
Песня, песня!
Жизнь живая в ней.
ПО ЗАДАНИЮ ПАРТИЗАН
Я.Ивановский
Такой безрадостной, такой тревожной осени, как осень 1941 года, Виктору Пашкевичу переживать еще не приходилось. О школе не могло быть и речи. Ее фашисты закрыли. Пойти на Березину ловить рыбу или в лес за орехами также нельзя. Выход из города запрещен под страхом смерти. Даже книжки нет, чтобы почитать.
Лишь одна отрада - сходить к Алесю Климковичу, поговорить с ним, поделиться скупыми новостями о событиях на фронте, которые каким-то образом просачивались в оккупированный Борисов. Но это можно было сделать только днем. Вечером же ходить по городу запрещено. Поймает патруль - расстрел на месте.
И так за все, что не по вкусу фашистам, - расстрел, расстрел, расстрел...
Эх!.. А как чудесно было до войны! Куда хочешь, туда иди, что хочешь, то и делай.
И что бы это такое сделать, чтобы побыстрее не стало на родной земле фашистов?
Удрученный сидел Виктор у окна со своим неразрешимым вопросом. На улице уже стемнело, только изредка мертвый белый свет ракет заливал кварталы, и тогда отчетливо вырисовывались контуры соседних домов. Время от времени сухо трещали выстрелы.
Виктор собирался уже лечь спать. Но в окно кто-то осторожно постучал. Так осторожно, что мальчик вначале подумал: "Может, показалось?" Но стук повторился еще и еще.
– Мама!
– Витя подошел к постели и коснулся плеча матери.
– Кто-то стучит.