Очерки по истории политических учреждений России
Шрифт:
По общему правилу, делегат принадлежал к одному сословию с избирателями; но иногда случалось, что вследствие малого числа людей, способных взять на себя бремя представительства, обязанности делегата возлагались на членов другого сословия. Губные старосты и воеводы неоднократно отмечают факты вроде следующих: в 1651 году звенигородский староста Елеазар Марков заявляет в письме на имя царя, что избрать делегатов от посадских людей оказалось невозможным, так как наиболее видные члены этого сословия были заняты каменными работами в Сторожевом монастыре, отбывая обязательную государственную оградную повинность; другой староста, Кропивенский, писал около того же времени, что в его округе число посадских людей не превышало трех; все они были очень бедны и зарабатывали свой хлеб чисткой чужих дворов. Поэтому для представительства их на Соборе он счел более удобным назначить одного почтенного человека.
Обыкновенно делегаты получали от своих избирателей инструкции, называвшиеся наказами, в которых избиратели излагали свое мнение по главным вопросам, подлежавшим обсуждению Собора. К сожалению, ни один из документов этого
Делегаты получали от своих избирателей запасы, необходимые на все время их пребывания в Москве. Тем не менее они очень часто просили у правительства денег на покрытие своих расходов. Этот факт неоднократно упоминается в документах того времени.
Призывные грамоты не содержат никаких указаний относительно размеров имущества, владение которым дает право на избирание делегатом; они лишь рекомендуют избирать «добрых выборных, людей умных и богатых, привычных к обсуждению государственных дел». Этим не предполагалось требование от делегатов знания правил грамматики или умения правильно подписать свое имя на протоколах Собора. Число неграмотных было довольно велико даже до Собора 1649 года, и они встречались не только среди мелкого дворянства и представителей городов, но и среди бояр; но среди высшего духовенства неграмотных не было.
Обычным местом собрания был дворцовый зал, называвшийся Грановитой Палатой. Иногда Собор заседал во дворце патриарха или в Успенском соборе. Сессия открывалась либо самим царем, либо, чаще всего, одним из его секретарей, который письменно или в речи излагал мотивы созыва Собора и вопросы, подлежавшие его обсуждению. Чтение этого обращения происходило в присутствии всех делегатов, всех членов Боярской Думы и духовного синода. Вслед за тем происходило разделение по сословиям, каждое из которых обсуждало поставленные правительством вопросы отдельно. Результаты совещания представлялись царю в письменном виде каждым сословием отдельно. Эти документы составлялись особыми секретарями, назначенными с этой целью собраниями различных сословий. Только в двух случаях — в 1649 и 1682 годах — члены Собора заседали двумя палатами — верхней и нижней: первую образовали Дума и высшее духовенство, вторую — представители низших сословий. Но обычай, по которому каждое сословие совещалось отдельно, проявился даже и в этих двух случаях: верхняя и нижняя палата подразделились на столько секций, сколько было сословий.
Отвечая на правительственные вопросы, делегаты очень часто высказывали свое собственное отношение к направлению русской политики. Они горько жаловались на несправедливости, творимые народу правительственными чиновниками и судьями, указывали на необходимость улучшения всей гражданской и военной администрации и в своих челобитных настаивали на обязательном введении некоторых улучшений в действовавшие законы. Крупная роль, сыгранная этими челобитными в деле кодификации русских законов, ознаменовавшем царствование Алексея Михайловича, вполне выяснена новейшими исследователями — особенно Дитятиным, Загоскиным и Латкиным.
Решения, принятые различными сословиями, соединялись в конце сессий в один общий документ, известный под именем Земского Приговора. Несколько документов этого рода сохранились до наших дней. Они скреплены обыкновенно печатями царя, патриарха и высших сословий. Что же касается сословий низших, то их члены в знак согласия целовали крест.
Ознакомившись, таким образом, с политической историей и внутренней организацией Земских Соборов, рассмотрим те функции, которые ими выполнялись. Иностранные дипломатические агенты и между ними знаменитый Флетчер — указали некоторые слабые пункты в организации русских представительных собраний, помешавшие последним подняться до уровня английских парламентов. Флетчер вполне справедливо отмечает, что члены Собора не имели права инициативы представления законопроектов. Из этого не следует, будто инициатива всех реформ могла исходить только от правительства: неоднократно случалось, что сословия касались в своих жалобах таких вопросов, которые не были упомянуты в тронной речи и требовали проведения таких реформ, которых правительство не имело в виду. Но их право обращения к престолу с петициями не шло далее такого же права французских Генеральных Штатов. Как и последние, Соборы не могли сами осуществлять свои решения — и по той же причине, которая препятствовала Генеральным Штатам взять законодательную власть в свои руки. Право инициативы в реформах, которым английский парламент стал пользоваться при королях из Ланкастерского дома, оставалось совершенно неизвестным во Франции, как и в России. В то время как английский парламент заменил петиции биллями, французские Штаты продолжали представлять свои cahiers de dole-ances, оставляя правительству право совершенно не считаться в своих ордонансах с этими просьбами. То же самое происходило и в России, где новые законы вводились непосредственно царем и его думой, а земский приговор в течение долгих лет оставался без всяких последствий.
Если в области законодательства Соборы играли лишь второстепенную роль, то еще менее слабое влияние оказывали они на государственную машину. Нельзя указать ни одного случая, когда бы царские советники были смещены или впали в немилость по желанию Собора. Московское правительство совершенно не было, правда, правительством парламентарным. Из этого тем не менее не следует, что Земские Соборы не имели ничего общего с английским парламентом или с французскими Генеральными Штатами. Не нужно забывать, что в средние века Европа, вообще, не знала парламентарного образа правления, и такие представительные собрания, как Безумный Парламент в Оксфорде или революционные Генеральные Штаты Франции 1355 года, пытавшиеся учредить нечто вроде кабинета, были лишь исключениями. Хотя Собору не принадлежало право настаивать на обязательном приглашении в царский Собор тех или иных лиц, роль его в общей политике страны была огромна. Мы имели уже случай показать, что вопрос о войне и мире решался согласно с его мнением. Оставление Азова и присоединение Малороссии также имели место в полном соответствии с его желаниями. И хотя Собору было отказано в праве выбора министерства, но он пользовался правом гораздо более важным — правом избрания царя. В этом отношении ему не приходилось завидовать ни английскому парламенту, ни французским Генеральным Штатам.
Пока новая династия Романовых оставалась верна обязательствам, принятым на себя царем Михаилом, т. е. в течение первой половины XVII века голосование налогов было в такой же мере функцией русского представительного собрания, в какой оно составляло функцию английского и французского, германского и испанского собраний. В течение большей части царствования первого Романова ни один налог, ни один дарственный сбор не взимался без согласия Собора. Такое строгое соблюдение его прав в области финансов требовало периодического созыва делегатов, совершенно так же, как это стало необходимым в Англии задолго до введения трехлетних и семилетних парламентов. За исключением указанного выше периода Соборы созывались нерегулярно и лишь тогда, когда правительство имело в них нужду. Как и другие представительные собрания, они созывались и распускались государем и не имели права собираться по собственной инициативе.
Чтобы составить себе представление о том, что дали России Земские Соборы, мы должны изучить их роль в устранении административных злоупотреблений и преобразовании суда. Вспомним, как часто они восставали против олигархического правления бояр, против деспотизма воевод, против развращенности и лихоимства московского чиновничества. Вспомним, сколько раз они выступали защитниками правосудия и равенства, борясь против системы судебной неприкосновенности, против ничем не оправдываемой раздачи казенных земель и против податных изъятий, которыми пользовались дворянство и духовенство. И нам нетрудно будет признать, что их влияние было действительно благотворно. Несколько раз им выпадала честь участвовать в крупных административных и судебных преобразованиях, как например в кодификации законов и отмене местничества. Внешняя политика также неоднократно обсуждалась соборами — с пониманием дела, со здравым практическим смыслом. Их религиозные и патриотические чувства не заслоняли перед ними опасностей новой войны и необходимости оставления приобретения, совершенного без всякого труда. С другой стороны, естественное отвращение к новым налогам не помешало им протянуть руку помощи братьям-православным, когда последние боролись за свое освобождение от религиозных преследований католической Польши. Хотя они и воспротивились возможности присоединить Азов, тем не менее в другом случае эти же представители великорусского народа открыто выразили свое желание объединиться с Малороссией, несмотря на риск новой войны, неизбежно связанной с увеличением налогов. В Смутный Период они явились защитниками национальной идеи, сопротивляясь всякой политической комбинации, которая могла бы завершиться подчинением России иностранному государю. В злополучные дни, когда столько провинций было занято польскими солдатами, когда бояре наполовину склонялись в пользу польского королевича Владислава, когда Новгород отдельно заключил мир со шведами и был готов признать сомнительные права шведского претендента, политическое единство России нашло себе защитников лишь в рядах низших сословий, представленных на Соборе.
История былых русских парламентов представляет, конечно, меньше драматического интереса, нежели история английских парламентов или французских Генеральных Штатов. Очень редко случалось, чтобы между различными сословиями, созванными на национальное собрание, вспыхивали раздоры. Не было на них ни грубых нападок, с какими делегаты дворянства обрушивались на третье сословие на собраниях Генеральных Штатов 1613 года. Не было и союзов или соглашений между сословиями, вроде тех, которые не раз давали возможность английским баронам и burgess одерживать над королем явную победу. Язык, который употребляли русские представители в обращении к государю, был скромен и иногда даже с рабским оттенком: они обыкновенно называли себя «холопами Его Величества». Но, делая это, они никогда не забывали своих обязательств по отношению к избирателям, обязательств, состоявших прежде всего в том, чтобы открывать правительству глаза на «все несправедливости, грабежи и притеснения, совершаемые его чиновниками». Это — подданные, сознающие свой долг перед государем и страною, готовые пожертвовать жизнью и имуществом на защиту действительных интересов отечества; но это не рабы, боящиеся открыть рот или оскорбить слух монарха искренним рассказом о своих обидах. Их преданность царю равна их преданности греческой церкви: они православные и потому готовы отдать свою кровь на защиту своей веры, наивно воплощаемой, какой это иногда бывает, в изображениях святых. Но они нисколько не склонны к клерикализму и не видят ничего дурного ни в обложении духовенства налогами, ни даже в секуляризации их имущества в пользу страны или в пользу военного сословия. Так как члены Соборов и сами были неграмотны, то нисколько не удивительно, что они не принимали никаких мер для увеличения числа школ и воспитательных заведений. По всей вероятности, это единственные представительные собрания, ни разу ни слова не сказавшие о науке и просвещении. И именно невежеством членов объясняются, главным образом, столь малорациональные взгляды Соборов на торговые сношения с иностранными государствами; неудивительно, что вся торговая политика сводилась в их представлении к ограничению конкуренции со стороны восточных и западных купцов.