Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
«Вызывают в один прекрасный день нас всех троих (т. е. Введенского, Боярского, Егорова) к Львову, и он нам говорит: вы едете сегодня на фронт. Я едва жену успел об этом известить. Приезжаем на другой день поздно вечером в Ставку. Вводят нас в кабинет начальника штаба генерала Алексеева. Входим с трепетом: здесь мозг русской армии — тогда еще это ощущение было живо. Поднимается нам навстречу пожилой, осанистый генерал, знакомый по тысячам портретов. Говорит легко и свободно, со сдержанным волнением: «Вам придется ехать на фронт, на самые опасные участки. Имейте в виду, что армия разложена полностью, армии больше нет. Одна из наших надежд — это вы, духовенство. Поезжайте, может быть, вы сумеете что-то сделать. Предупреждаю, вы идете на подвиг, потому что мы не можем гарантировать даже вашу безопасность…» И мы поехали в зону обстрела. Бросили меня на самый гиблый участок — туда, где солдаты сплошь бегут из окопов. Устроили митинг. Я говорил с жаром. Начал с того, что раньше, при царизме, я не призывал бы их
После этой поездки о Введенском заговорили. В августе он участвует в Совещании представителей русской интеллигенции в Москве, а вскоре назначается членом так называемого Предпарламента в качестве представителя от демократического духовенства. Каждый день, и по нескольку раз в день, петроградское трио выступает на митингах и докладах; особенно часто выступает Введенский. Он все более левеет, он захлебывается в волнах собственного красноречия, он уже и слышать не хочет о буржуазной республике, ему нужен социализм, но вот уже и эсеровского социализма ему мало… он высказывается за левых эсеров, дружит с анархистами… На заседании Предпарламента, когда обсуждается вопрос о том, какие партии должны участвовать в Предпарламенте, все русские партии или только социалистические, — он стремительно вскакивает с места: «Социалистов, социалистов, одних только социалистов!» («На правых скамьях, — говорит газетный отчет, — смех, крики: шут гороховый! Большевики осклабились от удовольствия…»)
Но вот грянули громы октября: история оказалась не живописным веселым ревю под аплодисментные плески, а суровой драмой. Первое время все шло по инерции: продолжались митинги и доклады, петроградское трио участвует в выборах в Учредительное собрание. На протяжении года выходит ряд левоцерковных журналов: «Голос Христа», «Божья Нива», «Соборный разум» и «Вестник труда». К концу 1917 г. прогрессивное петроградское духовенство (следует назвать те же три имени и упоминаемого выше о. Евгения Белкова, успевшего к тому времени стать священником) организует кооперативное издательство «Соборный разум». В уцелевшей типографии на Лиговке, против вокзала, печатаются брошюры и журналы.
О чем думали, что говорили, о чем писали тогда вожди обновленчества? К их чести следует сказать, что политика не потушила окончательно в их сердцах мистического, религиозного пламени. В этом отношении интересен номер журнала «Божья Нива», вышедший в феврале 1918 г. Весь номер целиком посвящен памяти о. Иоанна Кронштадтского. В журнале представлены различные оттенки церковной мысли: в неожиданном соседстве с именами обновленческих лидеров мелькает имя консервативного церковного публициста Е. Поселянина (Погожева).
Статья А. И. Введенского «Божественная литургия и Иоанн Кронштадтский» представляет огромный интерес для характеристики ее автора. Введенский начинает юношеским воспоминанием. Однажды в Витебске он присутствовал на служении знаменитого протоиерея. Рассказав о своем впечатлении, Введенский заявляет, что Иоанн Кронштадтский — вечный пример для священнослужителей.
«Конечно, — говорит автор, — дело не во внешней копировке его манер, а в создании в себе такого же литургийного творчества, огненного предстояния перед страшным Престолом Вседержителя, чем был так переполнен о. Иоанн. Ибо природа подлинного религиозного чувства такова, что она меньше всего считается с внешностью. Экстаз есть высшая форма молитвенного воспарения к Богу, а во внешности он может разразиться эпилептическими судорогами. Когда в душу входит Христос, тогда говорит праведник».
«Я погибаю от любви и схожу с ума», — так закричал раз Иоанн Златоуст в церкви. Когда евхаристия своим храмом имеет достойную душу, тогда неизглаголанная радость потрясает ее. «Отойди от меня, оставь одного, потому что я опьянел от Христа», — сказал однажды Сергий Радонежский своему ученику после причастия. Так бывало и с о. Иоанном. Он чудно изменялся за литургией. Иногда это бывало странно окружающим. Бывало, что после пресуществления даров о. Иоанн в духовном восторге рукоплескал перед престолом. Странно? Но не призывает ли канон Богородицы «восплескать руками во славу Божественную»? Мы холодны и безрадостны, и нам непонятны те радости, которыми Господь награждает подлинно его любящих. И была у о. Иоанна каждая литургия — праздник Пасхи. Сейчас у нас намечаются всякие церковные реформы. Намечается и богослужебная реформа. Несомненно, что центральный ее пункт — литургия. Говорят об изменении текста, об общем пении и т. д. Все это, может быть, и так, и все это, может быть, и нужно. Но самое главное — влить молитвенный порыв, молитвенную радость, молитвенное творчество в небесную литургию. Так, чтоб она была
подлинным радостным порывом в вечность, чтобы небо было низведено на землю. Чтобы Христос подлинно, живо и действительно объединил всех и вся. И путь этот предуказан литургийным творчеством о. Иоанна» (Божья Нива, № 3–5, с. 37).
Однако основной заботой петроградского трио являлись политические дела. «Что являлось тогда вашей целью?» — спросил я [6] однажды Александра Ивановича. «Создание христианско-социалистической партии», — быстро ответил он.
Горячим сторонником вовлечения духовенства в политику на стороне социализма являлся отец Иван Федорович Егоров. В брошюрах «Пастырь церкви и политическая жизнь страны», «Нельзя молчать и ожидать» он энергично высказывается против нейтралитета духовенства в классовой борьбе. Всюду и везде пастырь церкви должен быть застрельщиком в борьбе за правду, за освобождение сирых и убогих от векового гнета. В своей основной работе «Православие и жизнь в нем», посвященной проблеме преподавания Закона Божия, о. Егоров с большой силой говорит о необходимости для церкви быть в гуще жизни, всегда и всюду отстаивать справедливость. Он предвидит возникновение великого вселенского религиозного движения, которое стихийно возникнет в массах и охватит весь мир. Он горячо говорит о счастии быть предтечей религиозного возрождения и обновления человечества. Вдохновенному пастырю не суждено было прожить долго: он умер, как сказано выше, через два года, успев основать особое течение «Религия в сочетании с жизнью», которое просуществовало до 1927 года, однако своими пророческими прозрениями И. Ф. Егоров обеспечил себе светлую память в грядущих поколениях, которые разыщут и высоко поднимут его светлое имя.
6
А. Э. Левитин (Краснов).
Работы А. И. Введенского этого времени также заслуживают внимания. В 1918 году вышли в издании общества «Свободный разум» следующие брошюры: «Паралич церкви», «Социализм и религия» и «Анархизм и религия». Возьмем для примера эту последнюю работу А. И. Введенского. В первой части автор отмечает внутреннее сродство анархизма с субъективным идеализмом. Их главная точка соприкосновения — индивидуализм. «Если Кант, — говорит Введенский, — сравнивает себя с Коперником, то анархисты могут требовать для себя еще более славных венцов, так как то, что Кант завоевал для теоретической миссии, они пытаются претворить в конкретный факт» (с. 21). Из русских анархистов А. И. Введенский цитирует Сологуба [7] , Шатова, Грава и других. Разбирая их взгляды, А. И. Введенский констатирует родство христиан с анархистами в признании бесконечной ценности каждой человеческой личности и цитирует по этому поводу слова Афанасия Великого: «Христос вочеловечился, чтобы мы обожестви-лись». Но далее Введенский отмечает полную противоположность анархизма и христианства в методах: «Христианство никогда не скажет: как можно больше динамита! Оно выведет другое требование: как можно больше любви! Любовь — пусть это будет тот динамит, который взорвет всю неправду социальной действительности! Любовь — пусть это будет тот огонь, в котором сгорит все, мешающее подлинной, поистине божественной свободе человека! Тогда на земле не только будет царить, как об этом мечтает анархист Грав, справедливость и свобода, которые он пишет с большой буквы, но будет прямо рай» (с. 47). Все это очень красиво и правильно, только, к сожалению, очень малоконкретно.
7
Ф.Сологуб в 1905–1908 гг. выступал как мистический анархист.
Гораздо более практически пытается подойти к социальным вопросам А. И. Боярский в своей работе «Церковь и демократия» (Спутник христианина-демократа, Петроград, 1918). Брошюра начинается с обозрения положения церкви до революции: констатируется, что она была в угнетенном положении, превращенная в служанку господствующих классов, изолированная от борьбы за интересы народных масс.
Автор указывает, что все же церковь пользуется в народе огромным авторитетом, доказательством чему является, между прочим, тот факт, что на выборах в Учредительное собрание в Петрограде церковный список вышел на четвертое место (с. 13–14). Церковь должна принимать активное участие в строительстве новой жизни: «Без Христа, — говорит автор, — не было и не будет истинной свободы, равенства, братства» (с. 14). Политическая платформа развертывается о. Боярским в 4-й главе — «Современные политико-экономические вопросы при свете христианского церковного сознания». «Церковь Христова, — начинается глава, — содержащая всю полноту Христовой Вечной истины, не может быть низводима до уровня политической партии» (с. 17). Однако церковное сознание имеет свое мнение о насущных вопросах, и это мнение может быть выражено в следующих 13 пунктах:
1. Государственный строй. Соборный (коллективный) разум должен лежать в основе государства: какая бы то ни было единоличная, бескон трольная власть категорически отвергается.
2. Отрицание наступательной (агрессивной) войны.
3. Отрицание смертной казни.
4. Отрицание сословий.
5. Равноправие женщин.
6. Труд как основа жизни — не должно быть ни одного нетрудящего ся человека.