Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
Прения сторон закончились. Председатель объявил, что приговор будет объявлен завтра в 9 часов вечера, и предоставил подсудимым последнее слово.
Митрополит Вениамин встал. День был солнечный, яркий. Вся фигура митрополита была освещена. Говорил просто, как всегда. Он сказал, что к самому обвинению он относится спокойно, но не может отнестись спокойно к тому, что его здесь назвали «врагом народа». «Народ я люблю и отдал за него все, — говорил митрополит, — и народ любит меня». Потом, забыв о себе, перешел к установлению алиби отдельных обвиняемых. Называя каждого по имени, он говорил: «Распоряжения ему были даны мною.
Председатель новым голосом, которого нельзя было узнать, — в нем слышалось большое человеческое волнение, — сказал владыке: «Вы подсудимый. Вам дано последнее слово для того, чтобы вы сказали что-либо о себе. Это важно для революционного трибунала». Митрополит встал и в милом — иного слова не придумаешь, несмотря на весь трагизм положения — недоумении сказал: «Что же могу о себе сказать? Я не знаю, что вы скажете мне в своем приговоре: жизнь или смерть? Но что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу — слава Богу за все».
Новицкий в своем последнем слове сказал, что никаких контрреволюционных выступлений не было. Если же власти нужны жертвы, то пусть будет такой жертвой он один. Ковшаров заявил, что процесс — маскировка действительных намерений власти. Архимандрит Сергий (Шеин): «Инок вне мира, он живет в общении с Богом. Делайте свое дело. Я буду жалеть вас и о вас молиться».
ПРИГОВОР
Революционный трибунал постановил обвиняемых митрополита Вениамина, архим. Сергия, Новицкого, Ковшарова, Ненашевича, Чукова, Богоявленского, Чельцова, Огнева — расстрелять.
Красноармейцы, переполнявшие зал, встретили приговор аплодисментами. Владыка обнял своего защитника, усадил с собой, заставил выпить стакан чаю.
Начались томительные дни. 10 августа в «Известиях» за подписью Красикова появилось сообщение, что ЦИК из 10 приговоренных нашел возможным помиловать 6. Помиловать же остальных четырех — митрополита Вениамина, архимандрита Сергия, Новицкого и Ковшарова было бы преступлением против рабочего класса.
В ночь с 12 на 13 августа они были расстреляны.
Том II
Христианство — религия Свободы! Христианство — религия Правды! Христианство — религия Любви!
Избавляя человека от страха смерти, пристрастия к тленным вещам, оно делает его свободным и смелым. Чего бояться тому, кто презирает смерть? Чего страшиться тому, кто ничего не имеет?
Борьба за правду — главная жизненная цель христианина, и жгучая боль охватывает его при виде страданий людей. Не бояться! Искать правду!
Таковы основные принципы этой работы. Да проникнутся этим все церковные люди — в этом Преображение Церкви и исцеление ее язв.
Авторы.
24 марта 1961 г.
1922 год. Перед Собором
Он умер; был одно мгновенье В веках; но дел его объем Превысил жизнь, и откровенья Его мирам мы понесем!
Этими словами Валерия Брюсова можно закончить описание каждого года из тех, которые следовали непосредственно за Октябрем. Каждый год был рывком в неведомое, каждый год рушил то, что создавалось тысячелетиями. Антирелигиозная пропаганда 1922–1923 гг. порой дышит подлинным революционным пафосом; когда комсомольцы того времени с энтузиазмом выкрикивают убогие и плоские антирелигиозные лозунги, пламенное воодушевление расцвечивает серую канву, и то, что выглядит комичным, мелким, отвратительным в писаниях нынешних чиновников от антирелигиозной пропаганды, потрясало своей искренностью и силой в устах тогдашних полуголодных и полуодетых безбожников. Так очень большой актер типа Мочалова или Ермоловой может потрясать зрителей, играя в пустой и художественно слабой пьесе.
Нельзя недооценивать огромных успехов антирелигиозной пропаганды тех лет. В эти годы церковь потеряла очень многих людей. Все слабые, неустойчивые, которые по традиции примыкали к церкви, теперь ее покинули. Все те, кто раньше из приличия признавали себя ее сынами, теперь отшатнулись от нее.
Это огненное испытание было необходимо для церкви: только благодаря ему кончился тяготевший веками кошмар, когда в сером тумане официальной церковности невозможно было отличить подлинных православных от тех, кто лишь по паспорту считался таким.
Внешние успехи безбожия производили ошеломляющее впечатление: пустующие церкви; молодежь, для которой кощунство превратилось в привычку; улюлюкание и свист, которые раздавались на улицах вдогонку жалким, робким священникам, — таковы типичные явления тех лет.
Как мы уже отмечали, в первые революционные годы во главе антирелигиозной пропаганды стоял развязный, говорливый и невежественный адвокат Шпицберг. Его непригодность стала, однако, вскоре совершенно очевидной. Беспардонная демагогия, пристрастие к левой фразе и крикливое невежество — таковы основные черты Шпицберга и как человека и как литератора.
«Гипотетически вполне возможно, что христизм, — заявлял Шпиц-берг, сочиняя новые словечки, — имел какую-то отдаленную связь с дохристианским культом солнечного бога Иисуса». (Предисловие к книге Джона Робертсона «Евангелические мифы», издательство «Атеист», Москва, 1923, с. 12). При этом Шпицберга очень мало беспокоило то незначительное обстоятельство, что никакого дохристианского культа солнечного бога Иисуса никогда и нигде не существовало.
В том же предисловии мы находим весьма смелое утверждение, что Л.Н.Толстой был «величайшим ханжой, крепостником и реакционером XIX века, сознательно преследовавшим самые низкие цели».
В 1923 году на антирелигиозном поприще выступают уже другие, гораздо более «солидные» фигуры.
Из них следует назвать прежде всего Скворцова-Степанова, старого революционера, выступившего в это время с рядом антирелигиозных брошюр.
Емельян Ярославский — «патриарх антирелигиозной пропаганды» — начинает в 1922 году свою деятельность. Так как этот человек в течение десятилетий был официальным вождем безбожников, следует несколько подробнее остановиться на его биографии.
Миней Израилевич Губельман, известный под псевдонимом Ярославский, родился в 1878 году в городе Чите и в юности работал аптекарским учеником. Увлекшись революционным движением, он с семнадцати лет подвергался многократным репрессиям, а в период колчаковщины был участником сибирского подполья.