Очерки японской литературы

Конрад Николай Иосифович

Такое появление призраков вообще наиболее харак­терный прием для выявления айсё но кокоро. И от этого все такие пьесы заимствуют свой основной тон. «Стиль пьес этого рода так же неуловим, как неуловимо сновиде­ние, призрак ушедшего из этой жизни»,— говорит «Унъосю». Весь колорит их «.подобен сумеркам в осенний день», когда все — даже, казалось бы, самое радостное — так легко превращается в печаль...

Люди и дела,

Все осеннею порой

Кажется грустней.

Постарайся ж в эти дни

Чутким быть в своих словах!

Так старается охарактеризовать «дух» этих пьес «Унъосю».

7) На седьмом месте стоит «стиль» «превратностей жиз­ни» — «мудзё но кокоро». Его тематическую сущность хо­роню обрисовывает пьеса «Морихиса».

Храбрый воин Морихиса, сподвижник Таира, после раз­грома этого дома скрылся в Киото. Там его находят при­спешники Минамото и хотят препроводить в Камакура. Мо­рихиса, зная о неминуемой гибели, просит о том, чтобы ему дозволили в последний раз поклониться особо чтимой им богине Каннси в Киёмидзу. Получив разрешение и вы­полнив свое желание, он прибывает в Камакура и здесь, в заключении, скорбит о превратности жизни. Является арестовавший его Цутия, с тем чтобы предупредить его о казни. Морихиса с радостью готов идти, видя в смерти из­бавление от страдания. Он только молит о последней ми­лости: разрешить ему исполнить и сегодня то, что он при­вык совершать каждодневно,— прочитать священную сут­ру Каннон. Наступает ночь пред казнью. Морихиса забы­вается дремотой, и вот во сне ему является сама богиня. Сердце его исполняется радостью, и он бодро идет на место казни. Палач заносит над ним меч, но тот ломается в его руках, а сами руки бессильно опускаются.

Весть о чудесном происшествии доходит до самого Ёритомо, которому так же как раз в эту ночь явилась во сне Каннон. Он повелевает призвать к себе Морихиса, и оказы­вается, что оба они видели один и тот же сон. Ёритомо скло­няется перед благостью богини, дарует Морихиса жизнь, жалует его чашею вина и возвращает обратно в Киото.

Все содержание этой пьесы на судьбе Морихиса как нельзя лучше иллюстрирует эту «превратность» жизни. Сначала — слава и успех вместе с Тайра; потом — также вместе с ними — разгром и несчастье; затем — опять снова будто бы удача... Что будет дальше — никто предугадать не может.

8) Восьмой «стиль» носит название «суйтай но коко­ру». Слово «суйтай» может быть переведено как «несча­стье», «упадок», «падение». Если судить по содержанию пьес, относящихся к этой категории (Асикари, Токуса и др.), речь здесь идет преимущественно о тех людях, кото­рые сначала наслаждались благоденствием и счастием, по­том же — вследствие каких-либо превратностей судьбы — утратили это все. Чувство, настроение именно таких людей и призваны изображать эти пьесы. «Унъосю» в объяснение этого стиля дает такое стихо­творение:

Грустен Новый год,

Приносящий лишь печаль!

Те ли это дни,

Что в былые времена

Безразличны были мне?

Японский Новый год — наибольший праздник в Япо­нии. Его нужно отпраздновать; с него начинается новая по­лоса в жизни. Все это требует забот, расходов, трат. И вот человек, утративший свое достояние, скорбит о том, что ему нечем встретить праздник. А раньше он даже и не ду­мал об этом: все было под рукой.

Тема «разорение» нередко фигурирует в пьесах этого рода. Ей же посвящена и драма «Аснкарп» — «Тростнико- сек».

В провинции Сэтцу проживал однажды некий Саэмоп. Он наслаждался сначала полным жизненным благополу­чием, потом обеднел и принужден был даже расстаться со своею женою: она направилась в столицу служить, он за­нялся низменным ремеслом тростникосека.

Проходит некоторое время. Жена успевает заработать достаточно много денег и отправляется разыскивать мужа. Однако его нет там, где он должен находиться: стыдясь своей бедности, он скрылся неизвестно куда. Она все-таки отыскивает его и уводит в столицу, где они опять начи­нают жить в довольстве.

9) Девятый «стиль» имеет своим содержанием «хиеэн но кокоро», что значит собственно «презренное», «низмен­ное». Название это приурочено к пьесам этого рода на том основании, что главными персонажами их являются «простолюдины», бедняки, в противоположность впавшим в бедность и «низменное состояние», но, по существу, «бла­городным» героям пьес предыдущего типа. Однако было бы ошибочно полагать, что основная тема этих пьес — «презренность» этого «простого люда». Здесь рисуется ско­рей их простодушие, та наивность, с которой они подходят к этому миру, к жизни и всем ее сложным явлениям. Герои этих пьес не столько «низменные», сколько просто «пе- умудренные». Весь мир с его превратностями и бренностью проходит мимо них, оставаясь ими не понятым. Наоборот, им все кажется очень простым и легким. Стихотворение «Унъосю» передает это умонастроение в таких словах:

Постигая мир,

Жизни путь я прохожу...

Знаю я теперь:

У Ава но Наруто

Даже там нет бурь и воли.

Простодушным беднякам кажется, что даже море у Ава но Наруто спокойно, когда а самом деле там постоян­ное волнение.

Разумеется, на почве такого отношения к миру разыг­рывается целая драма. Одна из известных пьес этого рода, «Акоги», показывает нам простого рыбака, который, отне­сясь легко к запрету, лежащему на водах у великих хра­мов Исэ, дерзновенно забрасывает в них свой невод. Его дерзость была, конечно, достойно наказана здесь на земле; но и после смерти он продолжает нести на себе кару, рас­плачиваясь страданиями в аду. Но вот на побережье Акоги, где все это произошло, появляется странник-монах. Призрак является ему и умоляет помочь молитвой. На си­лу молитвы — последнее упование грешника.

10) Основной темой десятого «стиля», «дзюккай но кокоро», является жалоба, ропот, укоризна; то самое чувство, которое звучит в словах стихотворения:

Когда ты цветешь,

Ведь цветком тебя назвать,

Вишня с гор, нельзя.

Почему ж, как все цветы,

Осыпаешься и ты?

Классическим образцом таких пьес служит «Фудзито».

Славный воин Морицуна в награду за подвиги получает во владение ту самую местность, где он разбил врага. Он готов уже вступить на свою новую территорию, но вдруг путь ему преграждает женщина, горько рыдающая и жа­лующаяся. «В чем дело?»—спрашивает он и получает ответ: «Ты умертвил моего сына!» Воин вспоминает, что, действительно, он в свое время как раз в этом месте убил какого-то молодого рыбака, но не хочет сознаться пред ма­терью и отрицает свою вину. Та не унимается, но продол­жает свои жалобы и укоры еще сильней. Тогда Морицуна не выдерживает, признает все и, чтобы как-нибудь рассе­ять тяжелое положение, рассказывает, как все это случи­лось. Он сожалеет о своем поступке и готов совершить мо­литву за убитого. В это время появляется этот последний в виде призрака и разражается жалобами и упреками. Но под конец, почувствовав всю силу молитвы за себя, он успокаивается и радуется тому, что обретает желанный по­кой.

Таково учение о «десяти стилях» ёкёку. Несомненно, что все оно говорит о том. в чем именно может проявлять­ся в плане этих драматических произведений та «красота», которая поставлена во главу угла всего искусства Но. Де­сять стилей — это десять конкретных выявлений этой кра­соты, так сказать, спектр Но; и вместе с тем — десять ви­дов «души» самих пьес.

В наименование каждого из «десяти стилей» в качестве постоянного члена входит слово «кокоро». «Кокоро» зна­чит «душа», или лучше — «сердце». То или иное начало, со­ставляющее суть каждого данного стиля, является именно «сердцем» каждой отдельной пьесы. Без своего «сердца» нет пьесы и как литературного произведения, то есть ёкёку, и как театрального представления, то есть Но.