Очертя голову
Шрифт:
— Почему бы тебе не сказать ему, как закончится этот аттракцион? — спросил я, потому что уже догадывался, какой будет ответ.
— О, роскошно! — подмигнула Кассандра. — Пышной церемонией в Долине Фараонов.
Квин просиял:
— Вот видишь! А ты волновался.
— Вообще-то, их там закапывают! — ответил я.
Тут один из придворных повалился на землю, как тряпичная кукла. Никто как будто не заметил.
— Кто это? — спросил я.
Тут брат немного растерялся:
— Похоже… дегустатор.
Я оглядел выжидающих
Квин поднес руку к животу:
— Что-то мне нехорошо… — Он, спотыкаясь, добрел до дивана. Рабыня попыталась скормить ему еще один финик, но брат отвел ее руку. — Почему у меня кружится голова?
— Испытание себя проявляет, — ответила Кассандра.
Я постарался говорить не слишком отчаянно:
— Предлагаю сделку. Отпусти моего брата, и я сдамся прямо сейчас, на шестом испытании.
За моей спиной зашептали:
— Шестое испытание, шестое испытание…
Когда шепотки затихли, внимание придворных стало еще более напряженным. Их явно впечатлило, как далеко я зашел, и девушка тоже это поняла:
— Самопожертвование… Какая прелесть! Но зачем мне сделка, когда вы оба у меня в руках?
Квин упал на колени, держась за живот:
— Блейк… помоги!
Я бросился к нему, но стражи схватили меня. Даже если бы удалось освободиться, что бы это дало?
— Тебе его не спасти, — сказала Кассандра. — Ты никого не спас десять лет назад, не получится и сейчас.
Десять лет назад? Я впал в бешенство:
— Автобус подрезала ты, а не я!
— А ты позволил им умереть!
— Неправда! — Я как будто снова превратился в того мальчика и бился, бился, бился о ее обвинения, как колотил тогда в дверь аварийного выхода.
Чем больше я злился, тем спокойнее становилась она:
— Они погибли, потому что ты плохо пытался открыть ту дверь.
— Мне было семь лет!
Квин свернулся калачиком и застонал. Девушка права: я не мог спасти брата. Может, и никогда не мог. Но вдруг он еще мог сам себя спасти?
— В каждом испытании есть выход! — крикнул я, надеясь, что Квин еще не потерял сознание окончательно и слышит меня. — Выход есть всегда!
Когда стражи вывели меня, Кассандра покачала головой:
— Только не для фараона.
У египтян нет казематов — их придумали в средневековье, — но катакомб у них достаточно. Меня бросили в местечко, очень напоминавшее подвалы, где людей оставляли гнить заживо. Слово для них — oubliette — есть только во французском, но ставлю что угодно на то, что их придумали в Египте.
Стражи молча бросили меня в камеру. Перед этим у меня отобрали часы, посчитав, что они мне больше не потребуются. Кроме них, ни один предмет не оставался со мной от горки к горке и ничто больше не напоминало, что ночь на исходе. Потом стражи подкатили ко входу огромный валун, с грохотом запечатавший меня навеки. Просто оставить меня умирать было совсем не в духе Кассандры, но, возможно, я так напугал ее, что она хотела избавиться от меня поскорее.
Рядом что-то зашевелилось, и я застыл на месте, тут же представив себе, что это может быть. Крыса? Кобра? Скорпион?
В крыше обнаружилась крошечная щель, через которую никак нельзя было пролезть, зато проникало немного света. Когда глаза привыкли к темноте, я попытался разглядеть, наедине с чем меня заперли.
Оказалось, что не «с чем», а «с кем». Еще один узник! Его приковали к стене подземелья и явно оставили так надолго, потому что выглядел он очень ослабевшим. Однако же совсем не удивился, увидев меня:
— Привет, Блейк. Черт, ну ты и вырос!
Меня как будто снова ударили прутом по голове.
— Папа?
— Вот мы и встретились. Тебя, по крайней мере, не приковали к стене.
Я зажмурился. Это невозможно. Испытание играет со мной шутки. И ничего другого.
— Это не ты! — выдохнул я сквозь стиснутые зубы. — Ты подделка. Мой отец сейчас где-то в Орегоне с новой семьей.
— Вообще-то, в Айдахо.
— Молчи! — Я снова открыл глаза, пытаясь отогнать видение, но ничего не вышло. Если и был кто-то под солнцем, с кем я не то что кататься — видеться не хотел, то это он. Я давным-давно вычеркнул этого человека из памяти. Я едва его помнил. — Ты настоящий?
— Откуда мне, черт возьми, знать?
Поток ненужных, вредных чувств затопил мою волю и здравый смысл. Этого только не хватало. Как будто мало у меня других скелетов в шкафу, кроме него.
— Твои проблемы. Я здесь, хочешь ты этого или нет, — заметил отец.
— Я ничего не говорил.
— Разве?
Я все-таки получил ответ. Он прочитал мои мысли, значит, это иллюзия. Просто парк снова залез мне в голову и вытащил оттуда еще один способ отвлечь меня, пока время течет. Сразу стало ясно, почему лицо папы скрывала тень. Я плохо помнил, как он выглядит, и аттракцион не мог вылить на меня то, чего я сам ему не дал. Я все это понимал, а еще осознавал, что это мало что меняет, потому что часть меня сознанию не повиновалась. Та самая часть, которая подпрыгивает, когда в ужастике из ниоткуда выскакивает монстр. Та самая часть, которая не перестает удивляться фокусам, хотя и ясно, что это просто ловкость рук. Она верит тому, что видит, а сейчас я видел отца.
— Если ты думаешь, что я собираюсь проклинать или прощать тебя за то, что ты бросил семью, даже не надейся. Я не позволю тебе мотать мне нервы.
— Кто сказал, что я этого хочу?
Я зашагал по подземелью, спотыкаясь об усеявшие землю камешки, досадуя на себя за то, что разозлился. Когда-нибудь я буду готов встретиться с отцом в настоящем мире. Но не здесь. И не сейчас. Я заставил себя остановиться и собраться с мыслями.
— Мне нужно выбраться отсюда.
— Это гробница, — ответил мой воображаемый отец. — Она открывается только снаружи.