Очевидец. Никто, кроме нас
Шрифт:
– Как ты у нее оказался? Специально ездил, что ли? – спросила она.
– Говорю, по пути заехал. Оформляюсь в милицию тоже, проходил комиссию… Там же рядом как раз…
– И кем ты?
– Следаком в РУВД.
– А-а-а, вот оно что…
Людмила понимающе качнула головой. Она вернулась в кресло и снова стала расспрашивать про бывшую свекровь, и это походило на допрос.
– Зря ты так на нее, – отвечал я. – Вера Ивановна потеряла сына.
– А я кого потеряла?! – вскинулась Людмила. – По-вашему,
– Мы не виноваты, так получилось…
– Не виноваты… И она, скажешь, не виновата?!
Это был результат накопившихся чувств. Не скажи я о Вере Ивановне – не было бы истерики.
Дверной звонок заставил меня вздрогнуть. Люська поднялась и пошла открывать.
– Посмотри сначала, кто там стоит, – метнулся я следом.
– Да ладно тебе, – огрызнулась Люська. Она была неузнаваема.
За дверью оказалась ее мать. Сверкнув на меня взглядом из-под ресниц, она прошла с сумками на кухню. Потом вернулась и стала разуваться в передней.
– Соскучился? – бормотала она.
Вопрос был бессмысленным, и я промолчал.
– Как живешь? – снова спросила тетка Елена. – Не женился пока?
От подобных расспросов коробило. Я отвечал, что пока не женился и не собираюсь. И еще я сказал, что нет пока той, которая согласилась бы выйти за меня.
– Он у Веры был только что, – сказала Люська. – По пути заехал.
Информация о свекрови, как видно, была для нее важнее, чем то, что вчера нас с Петькой едва не прикончили.
– И как она там? – спросила Орлова. – Плесенью не покрылась от злости?
– Плачет, – ответил я, глядя в пол.
– Ну и пусть плачет… Осторожнее надо быть. Обыскивать. А то собрались впятером, а обыскивать будет дядя – не так ли?
Линолеум плыл у меня перед глазами. Я не верил своим ушам: о Мишке говорили, словно он был посторонним.
– Я тоже там был, – напомнил я. – Мы не смогли его обыскать. Такое бывает. Раз в жизни, может…
Голос у меня отдавал железом.
– Да это я так. К слову пришлось, – принялась лебезить Орлова. – Иначе же как это можно объяснить. Извини уж…
Она прошла в зал и уселась в кресло, в котором я перед этим сидел.
– Говорят, дурачок хочет дом продать – слыхала? – сказала она дочери, поглаживая руки. – Пока этот сидит.
– Кто? – спросил я.
– Биатлонист, – ответила Орлова. На лице у нее вдруг мелькнула едва заметная волна.
– Так он же сидит, – напомнил я.
– А шут его знает, – замялась та. – Говорят, что хотят продать через кого-то, а как – не знаю. Ему же деньги нужны на защиту. Троим адвокатам платить – шутка в деле…
Орлова обернулась к дочери. Та смотрела ледяными глазами.
– Выходит, собрался выскользнуть, – подумал я вслух. – Он думает, что это ему поможет.
Люськин взгляд устремился теперь ко мне. Казалось,
Глава 9
Смотреть на косые взгляды мне быстро надоело. Распрощавшись, я шагнул к двери.
– Не открывайте никому, пока не посмотрите в глазок, – наставлял я женщин. – Короче, будьте начеку…
– Ладно, будем, – отвечала Люська, провожая меня за дверь. И снисходительно улыбалась, словно заранее зная, что с ней-то уж точно ничего не случится.
Я поскакал вниз, с трудом соображая. Сообщение о продаже чужой недвижимости не выходило из головы. Впрочем, одно я понял достаточно хорошо: Биатлонист решил продать коттедж.
«Говорят, дурачок хочет дом продать – слыхала? Пока этот сидит…» – звучали странные слова Мишкиной тещи.
Слова застряли в голове и не хотели уходить. Выходит, пока Биатлонист парится в камере, кто-то решил распорядиться чужой недвижимостью. Странно.
Выйдя из подъезда, я направился было к себе домой, однако передумал и по пути заскочил к Обухову. Позвонил в дверной звонок, но мне никто не ответил. Наверняка Обухов нахлебался и лежал без чувств, приказав домашним не открывать дверь.
Вернувшись домой, я выпил чашку кофе и пошел к себе в комнату. Здесь стоял мой персональный компьютер. Звонок оперативнику Блоцкому, закрепленному за уголовным делом, был бы ко времени. С Блоцким мы были одного возраста и, казалось, имели одинаковые взгляды на жизнь.
Мама заглядывала в комнату и требовала объяснений по поводу вчерашнего инцидента.
– Опять попал в переделку? – ворчала она. – Смотри, залетишь в каталажку…
У меня на связи уже был Блоцкий. И я стал с ним говорить. Изложил всё, что слышал от Орловой.
– Может, тебе показалось? – переспрашивал тот.
– Нет, Костя, сказано было именно так.
Блоцкий принялся вслух рассуждать. Доверенности оформляются арестованными в простой письменной форме – начальник изолятора заверяет их своей печатью и подписью. Если позвонить завтра в спечасть и спросить у них об этом напрямую, то они вряд ли станут по телефону об этом говорить, так что надо туда ехать лично, имея при себе запрос.
– Интересно, кому он доверил продажу? – думал я.
– Это может быть кто угодно – даже тот, кто стрелял в вас с Обуховым.
– Да запросто, – соглашался я с Блоцким.
– Так что до завтра. Мне самому интересно узнать, кто этот избранный, кому поручена сделка.
Поговорив, мы распрощались. При этом я рассказал Блоцкому, что прохожу медицинскую комиссию в поликлинике УВД и скоро стану ментом.
Мать вошла ко мне, села напротив и стала расспрашивать о ходе следствия, а также о том, когда я возьмусь за голову и сяду за подготовку дипломной работы.