Очевидец. Никто, кроме нас
Шрифт:
– Не надо меня держать! – Кабан отмахнулся от чьей-то ладони и встал рядом с нами.
В нем оказалось за метр девяносто, поскольку при моих ста восьмидесяти я смотрел на него снизу вверх. Кабанье копыто поднялось и уперлось Мишке в грудь – туда, где билось беспокойное сердце. Затем копыто стало напирать, сотрясая Мишку, словно боксерскую грушу. Кабан напрашивался на неприятности.
Мишка стоял изваянием, и это меня удивляло.
– Копыта убери, – отчетливо произнес один из ментов.
– Не понял! А ну повтори! – кашлянул Кабан, не оборачиваясь
Он дурашливо сжался, подставляя ухо к Мишкиному лицу.
– Перестань, здесь не цирк, – произнес Михаил, убирая с груди чужой кулак. – В чем дело?
– Дело? – Кабан вращал белками глаз. – А вот оно – дело!
Кабан обернулся к Карапетяну, положил на его покатые низкие плечи обе ладони и с силой швырнул от себя.
Распорядитель опрокинулся к двери, махая всеми конечностями. Кабан двинулся следом, и тут же у него на руках повисли двое в форме. А тот словно этого и ждал. Тараща глаза, он стряхнул с себя сержантов, а молоденького стажера, парня в штатском, опрокинул тычком ладони в лоб.
Это уже был, увы, не спектакль. Это было сопротивление, потому что у Кабана в ход пошли кулаки: армянин с рассеченной губой вновь полетел на пол, и теперь корчился у стены, собирая кровавые слюни в ладонь. И когда вновь мелькнуло копыто, норовя ударить Мишку в лицо, я вцепился обеими руками Кабану в запястье и крутанул в наружную сторону, добавив коленом меж ног.
Удар бедра достиг цели: Кабан всхлипнул, согнулся в дугу.
– Наручники! – требовал я, – Быстро!..
Металл торопливо хрустнул, однако Кабан развел руки в разные стороны, не давая защелкнуть вторую половинку наручников. Его свалили на пол, ухватились за ноги и волоком потащили на улицу.
Водитель, отворив заднюю дверцу, отскочил в сторону. В ту же секунду возле «уазика» образовался затор: Кабан намертво прилип к стальному проему, раздвинув руки и ноги.
– Прикипел, зараза! – матерился водитель. – Сейчас мы его…
И в тот же миг его пятерня метнулась сзади Кабану между ног, норовя уцепить строптивые яйца. Древний прием сработал: Кабан моментально сжался, прыгнул в машину, и дверца с грохотом затворилась. Однако в ту же секунду изнутри посыпались удары.
Мы сели в машину и двинулись в сторону РУВД. Мужик грохотал железом, совал руку в оконце без стекол, норовя вцепиться мне в волосы.
– Куда мы едем?! – кричал он. – В лес?
– Ты угадал, – ответил Мишка. – Давно я хотел с тобой встретиться. Ох и давно…
Обернувшись, он пристально посмотрел в сторону задержанного. Казалось, еще секунда, и прозвучит дикая криминальная история, в которой Кабан играл первую скрипку. Точно. Он был местным авторитетом, а менты лишь искали повод для его задержания.
– Что за дикарь? – спрашивал я у Мишки. – Расскажи…
– Потом. Потом как-нибудь…
Меня колотило от происшедшего: по времени мне надлежало валяться в постели.
«Впрочем, если б не этот дурак, то всё было бы по-другому», – думал я, глядя в сторону задержанного.
Машина вернулась
Мишка выпрыгнул первым, направился к задней дверце. Заскрежетал замок, и тут меня оглушила целая серия торопливых и звонких петард. Оглянувшись, я обомлел: Кабан стрелял из пистолета в открытую дверь. Потом выскочил и продолжил стрельбу.
Водитель, деря пистолет из кобуры, кинулся наружу. Следом за ним последовал стажер. На крыльцо из РУВД выскочил парень с автоматом в руке. И тут же упал, не сделав ни единого выстрела.
С другой стороны к нам торопилась милицейская машина. Стажер бросился к ней, остановил, прося помощи, но экипаж повалил его в снег.
– Нас же там стреляют! – базлал от страха стажер.
Кабан тем временем, вздымая снежную пыль, летел в противоположный угол площади – туда, где висела табличка адвокатской конторы. Достигнув угла меж забором и зданием, он упал среди лип и стал зарываться в снег.
Со стороны милицейского полка к нему торопилась милицейская группа. Кабан вскинулся кверху, однако его повалили, застегнули на нем наручники и вывели на утоптанную дорогу. Двуногий боров икал и хрюкал, плюясь разбитыми в кровь губами. Его завели по ступенькам кверху, и скрылись за дверью.
Миша Козюлин лежал без движений. Я пытался его тормошить. Мишка! Дорогой мой друг Мишка! Очнись!..
Меня оттащили в сторону.
– Ему не поможешь… Не трогай.
– Не правда! Надо вызвать скорую…
Второй милиционер, держась за промежность, валялся возле машины. Третьего пытались поднять с крыльца. Четвертый зажимал рану на лице, ползая по ступеням. Нетронутыми остались лишь я да Петька Обухов.
– Пятерых, сука, успел! – говорил какой-то майор, бегая вокруг машины. – Ничего здесь не трогайте!
Поворота к обратному не было никакого, и в это было трудно поверить.
– Пятерых… – доносилось из рации в машине.
А скорая всё не шла. Она словно застряла на другой планете.
Но вот и пришла. Сразу две машины. А следом еще две.
Медики погрузили раненых и кинулись за ворота, оглашая окрестности ревом сирен.
А Мишка всё так же лежал на снегу, ко всему безучастный, белее снега. Зато Кабан продолжал где-то брызгать кровавой слюной и чавкать поганой харей.
Оперативно-следственная группа РУВД в растерянности бродила вокруг машины. Потом прибыл следователь прокуратуры и стал осматривать место происшествия, временами косясь в мою сторону.
От холода и пережитого у меня сверлило в пояснице и сводило стопы. Нет больше Мишки Козюлина. Осталась лишь беременная вдова Люська Козюлина.
Мишку наконец положили в машину и отправили в морг. Рядом кружился Мишкин тесть – бывший оперативный дежурный РУВД, дядя Вова Орлов. И крутил головой, словно усталая лошадь в тесном хомуте. Потом подошел ко мне, пожал руку и вновь принялся ходить кругами.
До моих показаний никому не было дела. Я развернулся и пошел прочь со двора, чувствуя на спине взгляд дяди Вовы Орлова.