Очищение убийством
Шрифт:
— Брат Эдгар, лекарь, вполне может позаботиться об этом.
Эадульф покачал головой.
— У меня появилась некая идея. Но тебе надо поесть, а я не хочу мешать тебе.
— Так и не мешай, — улыбнулась Фидельма. — Давай встретимся в келье Ательнота попозже. Там и обсудим все, что нам стало известно.
Она повернулась и пошла вслед за вереницей монахов, поспешающих в трапезную. Там заняла свое место, рассеянно кивнув в ответ на приветствия сестер, рядом с которыми сидела.
Какая-то сестра произносила нараспев «Beati immaculati»перед
Кувшины с холодным молоком, кувшины с медом стояли на каждом столе и еще paximatium— лепешки, испеченные на угольях.
И не слышалось почти ни звука, только монотонный голос, читающий из Евангелий.
Фидельма почти покончила с едой, когда увидела монаха с волосами цвета соломы. Сиксвульф. Он пробирался между столами к выходу из трапезной. Сейчас Фидельму он не интересовал, но вдруг она заметила странное выражение глаз молодого человека, когда его взгляд упал на нее. Как будто он хочет поговорить, но так, чтобы не было заметно для окружающих.
Когда Сиксвульф добрался до места, где сидела Фидельма, он остановился и посмотрел на свои сандалии. Потом наклонился и начал поправлять ремешок, как если бы тот развязался.
— Сестра!
Он говорил свистящим шепотом и, к ее удивлению, по-гречески.
— Сестра, я надеюсь, ты понимаешь этот язык. Я знаю, что ты плохо знаешь язык саксов, а я еще меньше — ирландский. Я не хочу, чтобы нас услышали и поняли.
Она хотела было повернуться и ответить, но тут Сиксвульф прошипел:
— Не смотри на меня! Я думаю, что за мной следят. У меня есть новости насчет смерти Этайн. Я буду в винохранилище у бочек с вином. Через четверть часа.
Сиксвульф выпрямился, как будто заново завязал ремешки своих сандалий, и снова двинулся к выходу из трапезной.
Фидельма, стараясь не выказать нетерпения, завершила завтрак.
Наконец, она склонила голову над пустой миской, встала, преклонила колени и покинула зал.
Сначала она вышла за ворота обители и миновала сад. Шла она, склонив голову, но рыскала глазами во все стороны, чтобы понять, не следит ли кто-нибудь за ней и не идет ли следом. Только сделав круг и убедившись, что никто за ней не наблюдает, она ускорила шаг, проскользнула обратно в обитель и направилась ко входу в усыпальницу и обширные монастырские подземелья.
Фидельма остановилась на мощенной булыжником площадке перед лестницей, ведущей в темные катакомбы. Рядом с дверью имелась деревянная полка, на ней в ряд стояли свечи и горящая масляная лампа, от которой их можно было зажечь. Она взяла свечу, зажгла и начала спуск в темноту. То был путь, по которому сестра Ательсвит вела ее с братом Эадульфом. Фидельма понимала, что к винохранилищу наверняка существует путь более легкий, но ей не хотелось никого спрашивать о том, как ей пройти на свидание с Сиксвульфом.
Монастырское подземелье служило прежде всего местом упокоения. Просторные помещения были облицованы плитами из песчаника, своды же опирались на мощные арки. Коридоры образовали лабиринт,
Остановившись у подножия лестницы, она огляделась.
В подземелье было холодно и сыро. Она вздрогнула, пожалев, что не дождалась Эадульфа и не сказала ему, куда идет.
Тихо пройдя по центральному проходу, она миновала ряды каменных полок с деревянными гробами, в которых покоились останки монахов Стренескалька, умерших за многие годы его существования. Застоявшийся запах смерти висел в воздухе. Фидельма закусила губу. Она миновала нишу, в которой лежало тело настоятельницы Этайн. Тело же Деусдедита, архиепископа, как она знала, было вынесено из монастыря для сожжения — так обычно поступали со всеми жертвами желтой чумы.
Понятно, что всякий раз, когда бывает нужно наполнить фляги вином, кухонной прислуге не приходится одолевать этот путь. Наверняка из кухни к винному погребу есть другой проход.
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить дорогу, по которой старая смотрительница, сестра Ательсвит, вела ее.
И решила идти прямо вперед.
Странно, что в подземелье гуляет сквозняк. Его холодное дыхание то и дело пытается задуть свечу. А это значит, что в катакомбы есть другие входы, через которые проникает этот ветер. И стало быть, можно твердо предположить, что входы эти находятся за пределами монастырских стен.
Через некоторое время запах вина, смешанный с горько-сладким зловонием стряпни из большой монастырской кухни наверху, сказал ей, что она приближается к той части подвала, где хранятся вина. Она остановилась и огляделась. Однако за пределами круга света от тусклой свечи ничего не смогла разглядеть.
— Сиксвульф! — тихо позвала она. — Ты здесь?
Эхо откликнулось громовыми раскатами.
Она подняла свечу повыше, но вокруг лишь нелепые тени устроили бешеную пляску.
— Сиксвульф!
Она обошла вокруг бочек, снова и снова вглядываясь — а что, если он прячется?
Потом остановилась, склонила голову набок.
Слух ее уловил какое-то странное постукивание. Нахмурившись, она попыталась понять, что это за звук. Как будто кто-то осторожно стучит по дереву.
— Это ты, Сиксвульф? — тихо позвала она.
Ответа не было, но стук продолжался.
В замешательстве она еще раз обошла большие деревянные бочки. Но женоподобного секретаря Вигхарда не обнаружила.
Зато определила, откуда доносится звук — изнутри одной из бочек. Она остановилась, ничего не понимая.
— Сиксвульф? Ты там?
Коль скоро монах прячется, он выбрал для этого очень странное место.
Теперь стук слышался отчетливо. Она приложила ладонь к большой бочке и ощутила, как стук отдается в дереве. Бум. Бум. Бум. Все стало ясно. Она огляделась, увидела маленький деревянный табурет, придвинула его к бочке, высотою футов в шесть. Став на табурет, она окажется выше края бочки.