Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание
Шрифт:
И только медики, как пограничные войска, готовы встать на стражу и отделить меня от того, что внутри. Медики – это что-то вроде глубоководных ныряльщиков, обученных биться с тварями из тьмы. Это не всегда у них получается, но они не боятся, они всегда отважно бросаются в схватку. Наверное, потому, что ощущают себя неуязвимыми – ведь рискую-то я, и расплатятся они за свой риск моей жизнью. Впрочем, иногда мрак достает и их, и они подхватывают болезни своих пациентов. Но это опять же внешнее, это инфекции, которые снаружи.
Мои внутренние
Ужасом перед мраком внутреннего мира, который мы носим в своем теле, полно современное искусство. Если древние додумались самое большее до естественного порождения женщинами «неведомых зверушек» и полубожественных сущностей, то теперь мы сплошь и рядом порождаем опаснейших для всего человечества монстров неестественным способом – по типу паразитов.
В чем здесь Прогресс? Иначе говоря, куда мы продвинулись? В понимание, что тело стало нам совсем неведомо, а значит, может носить в себе любую угрозу нашей жизни и жизни вообще.
Что это значит? То ли древние лучше знали, что такое тело, то ли мы продвинулись от иллюзии, что знаем его, к пониманию его полной непознанности. Но если я внутри, то почему то, что внутри, снаружи от меня? Готовых ответов у человечества нет. И их, похоже, не удастся получить от какого-то благожелательного демиурга, заботящегося о своих тварях. Придется искать самим, а значит, исследовать и открывать действительность понемножку, удовлетворяясь маленькими вопросами и маленькими ответами. Поэтому вернусь к психологии телесности.
Александр Тхостов тоже сужает поле исследования от общего вопроса, что такое «мое тело», до узких, но дающих возможность поиска вопросов.
«Я достаточно легко и просто могу сказать, относится какой-либо феномен к иному или не-иному, то есть другими словами, это Я или не-Я.
Каждое совершающееся со мной событие, я могу непроблематично квалифицировать как случившееся со мной или сделанное мной. В первом случае я сталкиваюсь с независимыми от меня силами объективного мира, во втором – выступаю автором своего поступка. Граница, проходящая между этими событиями, и есть граница, отделяющая объект от субъекта» (Тхостов, с. 62–63).
Вот такова «ясная и, на первый взгляд, простая интуиция», как говорит Тхостов, которая лежит в основе нашего обычного способа думать о теле. Иначе говоря, думая о том, как определить свое тело, мы начинаем думать о границе между телом и внешним миром, а она тут же перебрасывает нас в ощущение границы между мной и внутренним миром. Иначе говоря, привычное отождествление с телом играет с нами шутку и заставляет слипнуться два сходных понятия. Мазыки называли такое слипание «козой», слипнуться – «сказиться».
Коза – это одна из тех мифических «зверушек» вроде кентавра, которых порождает человек. В козе всегда срослись два понятия или два образа. Очень часто, когда мы в спешке хотим сказать два сложных предложения, мы начинаем с первой части первого, а заканчиваем, прилепив к ней концовку второго. Это и есть коза в мыслях. Соответственно, и в речи все исказилось. Или сказилось, как говорили старики. Но в речи-то это всего лишь оговорка и невнятица. А вот в сознании за этим стоят два слипшихся образа. И у того, что они слиплись, есть причина, например, спешка. Если найти причину, можно понять, почему твой язык так ошибается, и убрать ее, тем самым познав себя и «очистив». Это относится и к простым оговоркам и к слипаниям понятий.
Когда мы проводим границу тела как границу себя, мы не можем двигаться в познании, потому что не можем последовательно продолжить одно рассуждение. Коза все время подменяет нам рог на копыто. Мазыки видели козу своего рода слипшимся крестиком из рогов и ног – Х. Линия от рога в ногу кажется очень естественной и ты, начиная с рогов, вдруг застаешь себя говорящим о копытах. Рога и копыта надо разделить, хотя бы в целях чистоты рассуждения. Поэтому сделаем допущение, что я – это не тело, а Я.
А тело – это мое тело. Пока мы рассуждаем, мы рассуждаем теми понятиями, что у нас есть. Значит, такое разделение вполне естественно. С ним разрушается и очевидность того допущения, которое Тхостов называет «интуицией о границах меня». Он тоже ее разрушает как психолог.
«Эта простая и очевидная интуиция сразу же становится запутанной, если мы зададимся несколькими простыми вопросами. Что служит критерием различения этих событий? Устойчива ли эта граница, что ее определяет и как она устанавливается?
Неоднозначность местоположения такой границы может быть продемонстрирована в классическом психологическом феномене зонда. Его смысл заключается в том, что человек, использующий для ощупывания объекта зонд, парадоксальным образом локализует свои ощущения не на границе руки и зонда (объективно разделяющей его тело и не его зонд), а на границе зонда и объекта.
Ощущение оказывается смещенным, вынесенным за пределы естественного тела в мир внешних вещей. Зонд, включенный в схему тела и подчиненный движению, воспринимается как его продолжение и не объективируется» (Там же, с. 63).
Читая сейчас то, что я говорю, вы позволяете моим мыслям как бы прозвучать в вас, но при этом четко осознаете, что это в вас звучат мои мысли, а не ваши. А вот если вы ощупываете нечто с помощью щупа, щуп теряется и перестает иметь собственное значение. Мы словно включаем его в себя. Это значит, что при ощупывании, то есть при изучении или познании чего-то внешнего, я использую любые орудия, которые для этого подходят, включая тело. И если тело недостаточно приспособлено, например, для изучения устройства замка, то я составляю сложное орудие ощупывания, добавляя к телу отмычки, и не вижу разницы между частями этого орудия. Вот что важно!