Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
Духовность есть та сфера, где рождаются вера, любовь, постижение красоты» (Там же, с. 10–11).
Для Меня это все сводилось к евангельскому пути, как он говорил. И я не случайно использовал слово «сводилось», потому что сведение множества тропинок к одной дороге было приемом, который он использовал во всех своих работах. Он интересовался всем, что только могло возбудить любопытство у современного русского человека. От магизма первобытности до экстрасенсорики. Но, рассказав о них вполне доброжелательно, он сводил свои проповеди к тому, что лучше все-таки заняться подобными поисками в рамках христианства.
Мень, постоянно
«Когда-то покойного архиепископа Луку Войно-Ясенецкого, известного врача-хирурга, спросили: "Неужели Вы верите в существование души в то время, как Вы столько раз вскрывали мертвое тело человека?" На что он ответил: "Я много раз вскрывал тело человека, но я никогда не видел в нем ни мысли, ни разума. Я видел только органы, мертвые органы". Значит, в принципе невозможно увидеть то, что составляет самое существо человеческой природы» (Мень. Бессмертие // Тайна, с. 19–20).
В этом была поверхностность, как в тех диспутах, что воинствующие материалисты вели с попами сразу после революции. Побеждал не тот, кто ближе к истине, а тот, кто остроумнее. Но именно эта остроумная поверхностность и была нужна для победы в битве с общественным мнением. Поэтому отец Александр не гнушался использовать для своих целей и книги ученых. К примеру, о «Жизни после жизни» Раймонда Моуди он говорит постоянно. Суть все та же, вернуть понятие о душе в современное мировоззрение.
«Много лет тому назад, еще задолго до выхода книги "Жизнь после жизни", я сталкивался с подобными явлениями. Я записывал рассказы людей, которые скончались на операционном столе, но потом, благодаря усилиям реаниматоров, вернулись к жизни. И они мне рассказывали, как видели свое тело со стороны, слышали слова врачей, сестер, находившихся рядом, как переживали необыкновенную, ни с чем не сравнимую легкость и чувство счастья, при этом ясно работала голова, смотревшая, так сказать, со стороны на свою физическую голову» (Там же, с. 20–21).
Мень спорил, доказывал, обращался к очевидностям или логике:
«Это вовсе не значит, что дух человека порождается его телом. Я с самого начала сказал вам, что существует качественное различие между нашим нематериальным духом и материальным биологическим телом. У нас нет ни логических, ни фактических доказательств того, что материальное может создать духовное.
И если человек скажет вам, что со смертью тела душа больше не существует, это будет равнозначно тому, что вы перерезали провод и телефон замолчал, а вы говорите, что там все умерли. Контакт кончился, но где доказательства, что дух прекратил свое существование?» (Там же, с. 28).
Александр Мень родился в эпоху, которая почти уничтожила душу. И он избрал судьбу ее последнего защитника. Его деятельность — символ упадка древних знаний. Так мало о душе не знали никогда, и он вынужден говорить на ущербном языке своих современников. Но противоположности сходятся, и в силу этого он оказался и той основой, на которой вырастает новая наука о душе. Ведь он заполнил собою всю начальную ступень представлений о том, что такое душа и как ее понимает христианство.
Кстати, сам он был вовсе не так примитивен в своих понятиях, как вынужден был говорить с людьми. В большинстве своих работ он делает постоянные попытки вывести людей с первой ступени — простого принятия существования души — к следующим. Вот, например, прочитайте такие его слова из статьи «Бессмертие»:
«Я обращаю внимание каждого из вас, кому приходилось читать Евангелие, что Христос, говоря о вечной жизни, подразумевая бессмертие человека, почти никогда не описывает этого состояния. И почти всегда говорит лишь о том, что человек должен делать в посюстороннем бытии, здесь и теперь, на земле.
Значит, нам достаточно знать центральную практическую истину: что мы сеем в этой жизни, то будет прорастать в вечности» (Там же, с. 36).
Он развивает ее в работе «Перевоплощение и оккультизм»:
«Христианство есть учение о воплощении, о том, что Бог приходит в этот мир, и Он освящает небо, и землю, и звезды, и плоть человека. Воплотившийся становится одним из нас, плоть и кровь человеческая струится в жилах Богочеловека. И личность не разрушается, а разрушается в ней только зло. Но если разрушается зло — это становится колоссальной опасностью для личности, ибо, выражаясь образно, чем больше зла в личности, тем меньше от нее останется. Потому что все должно пройти через огонь.
Естественно, речь идет не об огне физическом. Входя в атмосферу земли, метеорит накаляется и сгорает. Входя в атмосферу иных миров, в душе сгорает все злое, все темное и черное, и полнота бытия человека в посмертии в значительной степени зависит от того, сколько, выражаясь опять-таки метафорически, останется после этого сожжения» (Мень. Перевоплощение // Тайна, с. 51).
Нет, он был вовсе не так прост или неглубок, этот последний рыцарь. Просто он говорил на том языке, на каком только и могли его понять в этом мире, забывшем свою душу…
Глава 2. О духе, душе и теле. Войно-Ясенецкий
У Александра Меня был предшественник в битве за общественное сознание. В советскую пору ее вел архиепископ Лука — Валентин Федорович Войно-Ясенецкий (1877–1961).
Поразительный человек. Священник, даже архиепископ и одновременно доктор медицинских наук, профессор. В медицину его привело сострадание к людям, в молодости решив заниматься тем, что «полезно для страдающих людей», он идет учиться на медицинский факультет Киевского университета. Потом работает до революции земским врачом — «мужицким доктором». Тогда же защищает докторскую диссертацию.
Так получилось, что революция застала его в Туркестане. Там умирает от туберкулеза его жена, а он принимает постриг и назначается епископом Туркестана. Вскоре его обвиняют в контрреволюционной деятельности, как пособника патриарха Тихона, и с 1923 по 1943 — годы ссылок и тюрем. Везде он продолжает служить, проповедовать и лечить. И даже пишет труды по хирургии.
В 1943 он назначается архиепископом Красноярским, а в 1945, как это ни странно, он награждается медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» за свою врачебную деятельность. А уже в феврале 1946 года он становится лауреатом Сталинской премии I степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний…