Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
Что это? О чем это? Ведь это о душе, все, что делали шестидесятники, было о душе! Но как же это похоже на наркотический бред обкурившегося естественника! Да, этот путь в Страну Востока не мог быть ничем иным, как путем души. Но вот чтобы понять его, сначала надо очистить от суперкомпьютера, в который парни спрятали свои души. Это тоже возможно, ведь добывал же Иван-царевич яйцо Кощея из ящика на дереве… Да, возможно, но какой труд!
Глава 2. Смерть и умирание. Кюблер-Росс
Шестидесятники держались еще до
«Брюс Грейсон, профессор психиатрии из университета Вирджинии, утверждал, что публикация исследований доктора Моуди открыла "новый неведомый мир".
Изменения, которые произошли в нашем коллективном представлении о мире, были столь глубокими, что сейчас уже трудно вспомнить культурный фон, который существовал до 1975 года» (Морс, с. 7).
Я не знаю, был ли Моуди хоть как-то связан с той культурной средой, которую представляла из себя предшествующая мистика, но общее ощущение таково, что он просто пошел совсем другим путем. Однако у него были предшественники, точнее, предшественница — доктор Элизабет Кюблер-Росс, с середины шестидесятых ведшая исследования того, как облегчить безнадежным больным последний переход. Кстати, именно она написала Предисловие к первому изданию книги Моуди.
Если честно, сама Кюблер-Росс, можно сказать, жизнь положившая на исследования смерти и умирания, о душе никогда не задумывалась. И слово это встречается у нее лишь в совершенно бытовых словосочетаниях, вроде: в глубине души она уже понимала… Однако другая сторона ее души полностью осознавала… Сопричастность душ…
Элизабет была врачом до кончиков волос. А значит естественником, который всего лишь не захотел мириться с бездушием Медицины и собратьев по цеху. Умирание и душа человека интересовали ее лишь как психологическая или психотерапевтическая задача, от которой современная Медицина безжалостно отмахивается, предпочитая заниматься лишь технологической частью — ремонтом телесной машины.
Но именно эта психологическая направленность позволила ей, как мне кажется, нащупать несколько именно психологических понятий, без которых вряд ли возможен выход на действительное изучение души. Во всяком случае, для прикладника самопознания это, безусловно, ступени, которые одновременно являются и помехами на пути к ясному восприятию собственной души. В сущности, это психологические защиты, которые вынужден натягивать на свою душу любой современный человек, принявший материалистическое понимание мира и себя. Если их не ставить, то жизнь будет невыносима.
Сама Кюблер-Росс говорит о них как о механизмах, все еще рассматривая человека не как душу и тело, а как тело с его механикой. И все же это очень важное пограничье с наукой о душе. Вот ее собственные слова:
«До сих пор мы обсуждали различные этапы, которые проходит оказавшийся перед лицом трагической вести человек, — защитные механизмы, выражаясь психиатрическим языком, или механизмы поведения в экстремально трудных ситуациях» (Кюблер-Росс, с. 163).
Кюблер-Росс описала пять шагов или этапов развития отношения к известию о скорой смерти у неизлечимо больных людей. Эти этапы стали классической основой современной Западной психологии умирания.
1. Отрицание и изоляция
2. Гнев
3. Торговля
4. Депрессия
5. Смирение.
Если вы вглядитесь, то почувствуете, что Элизабет понимает под этими механизмами то поведение, которое вызывает у человека известие, что он смертельно болен. Иначе говоря, она воспринимает эти этапы как разворачивание осознавания близкой смерти. И человек сначала борется с этой мыслью, а потом смиряется и принимает ее. При этом само отношение к смерти, безусловно, зависит от культуры человека, то есть от той среды, в которой он воспитан. Это она увидела.
При этом она, да и все ее последователи, насколько мне известно, не усмотрели того, что эти этапы уходят в культуру гораздо больше, чем просто некое поведение в «экстремально трудной ситуации». Они — сама культура соответствующего общества. И они не возникают перед смертью или после внезапного сообщения о скорой смерти. Они лишь проявляются после него.
Сами же они создаются и укладываются в сознании с раннего детства, как способ не столько подготовки к смерти, сколько способ пережить собственное предательство — отказ от души ради благополучной жизни в обществе.
Кюблер-Росс на примере множества наблюдений и бесед с умирающими описывает, что они испытывают, когда узнают о скорой кончине. Вот, например, как звучит исходное определение первого этапа — отрицания:
«Мы провели беседы более чем с двумя сотнями обреченных больных, и большинство из них признавалось, что их первой реакцией на известие о смертельной болезни были слова: "Нет, только не я, не может быть!" Такое первоначальное отрицание присуще и пациентам, которым сказали правду в самом начале развития болезни, и тем, кто догадался о печальной истине самостоятельно» (Там же, с. 52).
В сущности, так же звучат и этапы гнева и торговли. Американский больной, узнав, что обречен, сначала не верит, будто хочет сказать: не может быть, чтобы меня нашли, я ведь так хорошо спрятался! Потом злится как бы на тех, кто его нашел, а после этого пытается хорошим поведением выторговать себя еще какое-то время жизни…
Она описывает это, но нигде не доходит до вопроса о причинах такого поведения. Как будто этот вопрос отпадает для нее как само собой разумеющийся: ведь она тоже американка, пусть и эмигрировавшая из Европы. Именно это «само собой» и создает у нее слепое пятно в понимании: так ведут себя люди американской, а если брать шире, естественнонаучной культуры. Но что же все-таки заставляет их именно так воспринимать весть о том, что неизбежно?