Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
Ведь изучается-то на самом деле реальный предмет. А в качестве реального предмета выступают либо феномены самосознания в той или иной форме, либо, вообще, поведенческие (в широком смысле) феномены. Но это только предмет науки. В исследовании психолог, как известно, имеет дело с предметом исследования…» (Там же, с. 223).
Честно признаюсь, я потерялся. Мне кажется, Виктор Васильевич слишком хорош в защитах. Настолько хорош, что обыгрывает сам себя. Почему у меня такое подозрение? Да потому что я так и не понял, какова же его цель и как надо применять «рациональный
«Карл Юнг, один из выдающихся психологов XXстолетия, утверждал, что «психе» столь сложна и многообразна, что невозможно приблизиться к ее постижению с позиции психологии инстинкта. В другом месте он писал о тайне человеческой души. Но постижению тайны мешают не только объективные сложности, но и предрассудки. Предоставим слово Юнгу: "История психологии вплоть до XVIIвека сводится, по сути, к перечню доктрин, так или иначе касающихся души, однако для самой души как объекта исследования в них места так и не нашлось…"» (Там же).
Этот вздох — плохой знак для психолога. Он говорит о том, что разработка нового предмета психологии идет тяжело и не будет воспринята теми, кому предстоит работать с живыми людьми, исходя из такой фундаментальной теории.
И все же последние три строчки, сказанные Мазиловым лично от себя, сохраняют надежду, что психология придет однажды к тому, чтобы стать наукой о душе:
«Для того чтобы приблизиться к постижению тайны, необходимо разработать концепцию предмета психологии: путь к Душе <…> все оке лежит через рациональный анализ» (Там же, с. 224–225).
Честно признаюсь, совершенно не вижу возможности с этим спорить: каждый идет тем путем, который ему доступен. Но очень хочу видеть воплощение этой задачи, выполненное в ключе рационального анализа или любого другого метода наукоучения. Буду ждать.
Глава 3. Духовный организм Владимира Зинченко
Как все-таки приятно, что я могу завершить рассказ о русской психологии, вырвавшись из мрака этого адского круга, которым она стала в советское время. Людей, которые отказываются подчиняться давлению сообщества, становится все больше, даже среди психологов.
Эту главу я посвящу Владимиру Петровичу Зинченко. И существенно тут не то, что он крупнейший современный психолог России, а его взгляды предельно неожиданны для психологической науки. Существенно для меня то, что он шагнул дальше остальных, и сделал первую попытку построить психологию, исходя из нового понимания ее предмета. Поэтому Зинченко для меня стоит особняком и сильно выпадает изо всей научной психологии.
Думаю, это связано с каким-то важным прозрением, посетившим его однажды. Не знаю, когда. Но после революции 1991 года он выпускает одну за другой работы, которые приближаются к исповеди. А в последнем издании «Большого психологического словаря», осуществленном им совместно с Б. Мещеряковым, Зинченко взял на себя труд переписать все важнейшие статьи. Например, Сознание, Душу.
И переписал их не так, как требует всеобщий договор ученых или интернационал научных плутов, а так, как сам видит, когда просто и искренне заглядывает в себя. А мог бы, как Артур Петровский, просто передрать слово в слово из прошлой редакции (Петровский, с. 11). Все равно же раскупят!
Но бог с ними, с членами сообщества. Зинченко не член, он психолог и исследователь, что не так часто встречается среди психологов. В этих своих статьях он просто и искренне разглядывает философско-психологические понятия, на которых должна строиться его наука. И это рождает во мне тревогу. Ведь это разглядывание понятий осуществляет маститый профессионал, академик, вооруженный и всеми навыками, разработанными научным сообществом за века своего существования, и всеми знаниями, которые были добыты Наукой. И он, в каком-то очень высоком и красивом смысле, показывает, что беспомощен, вот что поражает!
Один из лучших профессионалов мира, устав врать и поддерживать иллюзию того, что Наука знает ответы на наши вопросы, пытается сказать, что такое душа, лично для себя, и вдруг выясняется, что Наука не только не знает, но и не научила своих жрецов даже свободно исследовать… Какая обида! Исследование доступно ученому лишь в рамках того, что им узнается как материал для исследования. Попытки выйти за обычные научные шоры оказываются подвигом, как стала подвигом эта статья Зинченко о душе. И как много достиг бы он на этом пути, если бы начал исследование раньше, а не в этой, можно сказать, подводящей итог его предыдущей творческой жизни статье!
Я считаю, что эта словарная статья — нерукотворный памятник настоящему ученому, и еще долго он останется не оцененным и не понятым многими другими учеными. Это основание настоящей науки о душе. Основания не бывают отточенно неуязвимыми, они создаются для того, чтобы от них можно было оттолкнуться, чтобы было что отрицать на пути приближения к истине, но они задают направление.
К тому же, если вспомнить поиск возможностей сделать душу предметом психологии, о котором рассказано в предыдущих главах, надо сразу отметить, что Зинченко идет другим путем. Он не теоретизирует о том, как определяется предмет, он начинает с его определения. Для меня это определение рабочее, то есть обладающее еще множеством слабостей, но при этом работающее, потому что позволяет эти слабости исследовать.
В сущности, это действительное начало новой психологии, потому что приглашает и позволяет включиться в сотворчество всем тем, кто хочет видеть душу предметом своей науки. Этим подход Зинченко принципиально отличается от подхода Виктора Васильевича Мазилова, который как бы предлагает подождать, пока он создаст «процедуру», позволяющую говорить о предмете. Вероятно, оба пути сойдутся, и методологические разработки Мазилова помогут выявить слабости в определении предмета, сделанном наукой о душе. Но с Зинченко можно работать прямо сейчас.
Я постараюсь показать направление мысли Владимира Петровича как можно подробнее. Начинается это исследование вроде бы вполне привычно.
«Душа. 1. Душа в этнологическом отношении. Верование или убеждение, что наша мысль, чувство, воля, жизнь обусловливаются чем-то отличным от нашего тела (хотя и связанным с ним, имеющим в нем свое местопребывание), свойственно, вероятно, всему человечеству и может быть констатировано на самых низких ступенях культуры, у самых примитивных народов (см. Анимизм).