Очищение
Шрифт:
Зак открыл дверь и вошёл. В передней было темно. Он молча подошёл к двери в гостиную и заглянул в комнату. В ней было пусто, и горела только настольная лампа. Зак медленно поднялся по покрытой ковром лестнице, держась близко к стене, чтобы ни одна из досок не скрипнула. Он знал, где находилась спальня, осквернённая спальня, где Стив и Лидди спали как муж с женой. Дверь в комнату девочек была открыта, и он заглянул внутрь: в очень тусклом свете, проникавшем через окно, он увидел, что кроватки пусты.
«Слава Богу», — подумал Зак про себя. «По крайней мере, после этой ночи у Кэйти и Джуди не будет кошмаров от страшных звуков и чудовищ в масках. Интересно, смогут ли они, когда вырастут, понять, почему это произошло? Если я доживу, и мы победим, мне придётся сказать им в один прекрасный день, что я убил их мать. Я не могу
Теперь Хэтфилд стоял за дверью спальни хозяина. Внутри слышались тихие, сонные женские голоса, звучащие мягко и беззаботно. И никаких признаков тревоги; Зак был тих, как могила. Вытащил из кармана две резиновые беруши, поднял маску и вставил их в уши, чтобы шум и давление от стрельбы из тяжёлого ружья в закрытом помещении не повредили уши, и барабанные перепонки не лопнули. Вытянул бескурковый дробовик и снял его с предохранителя. Теперь он был готов к стрельбе. Сделал долгий глубокий вдох, вспоминая Ирак и восстанавливая необходимый боевой настрой. Сейчас это было другое, он понимал. На индейскую суку Заку было плевать, но Лидди была женщиной его расы, женщиной, которую он знал со школьных лет по школе Астория Хай. У них никогда не было много общего, так как даже в средней школе Зак был из простых рабочих с правыми взглядами, а она — богатая, по меркам Астории, более высокого полёта, и всю жизнь сторонница модной левизны. Но Лидди была женой Стива, и поэтому они несколько лет были, по крайней мере, вежливыми и наполовину дружелюбными друг с другом. Зак ничего не имел против Лидди, пока она не сошла с ума и не бросилась, как бешеная собака, на его друга. Сможет ли он? «Если я не смогу, гораздо лучше понять это до встречи с людьми Рэда», — сказал себе Зак.
Хэтфилд распахнул дверь, вошёл в комнату, и обнаружил в ней только врагов, которых надо уничтожить. Он хотел этого и сделал, что должно. По дороге в Асторию от дома с убитыми Зак ещё раз убедился, что был прав, отослав тогда то сообщение.
Он поехал к знакомому месту вблизи Хаммонда, в самом устье могучей реки, где она впадает в океан, к отвесной скале, и зашвырнул обрез и патроны в глубину. Куртку, бахилы и перчатки, сложенные в чёрный пластиковый мешок для мусора, надо было изрезать на полоски и сжечь до утра.
Обратно в магазин Зак вошёл точно в 12 часов.
— Как ужин? — спросил Экстрем, подняв взгляд от стола в конторке, где он строчил какие-то учётные документы.
Вошберн, сидя в углу, потягивал из большой пластиковой кружки покупной латте из ночного эспрессо-автомата.
— Кстати, я взял тебе большой бутер из целой булки с мясом, сыром и помидорами, пока «Дели» Ларисы не закрылось, — показал Вошберн на завёрнутый в бумагу бутерброд и вторую кружку кофе рядом с коричневым бумажным пакетом.
— Спасибо, — поблагодарил Зак и почувствовал голод. Развернул бутерброд и вгрызся в него.
— Дело сделано, — проговорил он с набитым ртом.
— Обеих? — спросил Вошберн.
— Обеих.
— Были трудности? — спросил Экстрем.
— Никаких.
— Ты написал слово на стене? — продолжал расспрашивать Экстрем.
— Написал. Не знаю, когда они найдут тела, но когда найдут, клянусь, что вы услышите крик ужаса «Дейли Асториан» отсюда до Кус-Бэй.
— Ну, ничего не поделаешь, — вздохнул Вошберн.
— Не совсем так, — возразил Хэтфилд. — Я думаю несколько раз всё повторить на бис.
— Что-что? — переспросил Экстрем.
— Чарли, ты помнишь, в прошлом году летом я просил тебя пойти на одну встречу? — напомнил Хэтфилд. — Ну, ту, когда что-то вдруг случилось, и ты отказался?
— Ну да, — осторожно ответил Вошберн. — Я сейчас точно не помню, что произошло.
— У тебя, наверно, внезапно прорезался здравый смысл. Ладно, забудь об этом, — пожал плечами Зак. — Это было прошлым летом. Теперь всё изменилось. Последнее я хочу кое-что сказать о сегодняшнем вечере, а потом, если вы, ребята, захотите уйти, не будет никаких обид, и кто знает, не окажетесь ли вы чертовски умнее меня? Я никогда не повторю этого снова, а сейчас просто выслушайте меня. Вы оба знаете, что я знаком кое с кем, и вы всегда избегали заводить разговор на эту тему. Я очень ценю ваш такт, и сам никогда не настаивал на разговоре, потому что считал, что раз вы знаете, то это ваш выбор, или вы не хотите говорить на эту тему. Но то, что произошло в Кёр-д'Ален, меняет дело. Теперь мы знаем, чего можно добиться. Мы потерпели неудачу в Кёр-д'Ален, но партия не была уничтожена. Я знаю, потому что связан с людьми, которые бежали из Кёр-д'Ален и всё ещё сражаются, ведя партизанскую войну, чтобы создать нашу собственную белую страну здесь, на Северо-Западе. Это будет долгий, кровавый и страшный путь, но мы верим в победу.
— Почему ты так считаешь? — с любопытством спросил Вошберн.
— Короткий ответ? Бог на нашей стороне, — просто ответил Зак.
— О-о-о-о'кэ-э-эй…., - протянул Вошберн. — И откуда ты это знаешь?
— По тому, что произошло в Кёр-д'Ален, и что случилось со мной сегодня вечером, — пояснил Зак. — Это — Божий знак для нас. Неважно, победим мы или проиграем, или я где-то лоханулся и завтра вечером в это же время попаду в тюрьму по обвинению в двойном убийстве. Не это главное.
Главное то, что это совершилось. Что мы это сделали. Бог вернул Белому человеку мужество. Мужество восстать и бросить вызов законам наших угнетателей. Мужество сопротивляться с оружием в руках, а не за клавиатурой компьютера. Мужество снова быть мужчинами, настоящее мужество, что идёт из сердца, а не от банки дешёвого пива или бутылки виски. Раньше у нас никогда не хватало мужества, до сегодняшнего дня, и именно поэтому белые всегда проигрывали. Нам было стыдно от того, что мы такие. Мы стыдились быть теми, кто мы есть.
Хватит! Парни вроде меня, и Старик и многие другие провели всю свою жизнь на коленях, моля Бога сделать для нас только одно — вернуть нам мужество, мужество наших предков. Пусть даже лишь на одно последнее славное сражение, чтобы мы могли умереть стоя, а не жить на коленях и сойти с исторической сцены с высоко поднятой головой. Бог внял нашим молитвам. Теперь у нас снова есть мужество. Я не знаю, как это произошло, но мы получили его обратно. Мы вернули своё, когда сделали это дело сегодня, потому что, хотя я нажимал на курок, вы, ребята, так же, как и я, взяли на себя ответственность. Когда я добрался до того дома, то там меня не поджидали полицейские. А когда вернулся вечером, то вы вдвоём всё ещё были здесь, на своём посту, а не прятались дома под кроватью, проглотив ящик пива или бутылку виски, чтобы заглушить свой страх, и вы показали себя точно так же, как и я. Бог тоже вернул вам мужество, ребята, и любой из вас, если бы пришлось, смог бы сделать, что и я, сегодня вечером.
Зак передохнул, ещё раз откусил от бутерброда, прожевал и проглотил.
— В любом случае, я намерен поговорить с кое-какими людьми о вступлении в Добровольческую армию Северо-Запада и создании здесь её подразделения. Ребята, вы со мной?
— Да, — спокойно и без колебаний ответил Экстрем.
— Да, — кивнул Вошберн.
— Добро пожаловать в ряды фанатиков-экстремистов, ребята, — поздравил их Хэтфилд.
Тревожная тройка
О, боги, вы даёте слабым силу И учите, как побеждать тиранов:
Ни камни башен, ни стальные стены,
Ни душные темницы, ни оковы Не могут силу духа превозмочь;
А человек, коль жизнь невыносима,
Всегда земные узы может сбросить.
Я это знаю, пусть весь мир узнает,
Что рабства груз, гнетущий жизнь мою,
Могу я по желанию отбросить.
Трое друзей вновь встретились в дождливых серых сумерках декабрьского дня, в старом домике на пляже «Киванис Клаб», что на вашингтонской стороне реки Колумбия, примерно в полукилометре от гигантского моста по шоссе 401. В сборном домике с бетонным полом было холодно, как в холодильной камере, так что будущие повстанцы не снимали своих толстых зимних курток и шапок, хотя здание защищало от ветра и сквозняков, и в нём было электричество. В домике стояли столы для пикников и несколько пластиковых стульев, стол для пинг-понга, прислонённый к стене, который можно было раскладывать на столах для пикников, если кто-нибудь хотел поиграть, имелась раковина, обшарпанный старый холодильник и несколько шкафов. Соседний пляж был просто узкой полоской гальки вместо песка, но в летнее время служил сносным местом для рыбалки и весёлых пикников. В наступающей темноте стали проступать зелёные, красные и белые рождественские огни, мерцавшие в Астории за рекой и игравшие в воде.