Очищение
Шрифт:
— Ничего приятного в этом нет, — сказал Катулл.
— Это возмутительно, — произнес Гортензий.
— Это война, — заявил Изаурик. — Именно гражданская война.
— Ну что ж. Мне очень огорчительно это слышать, — сказал Цицерон светским тоном. Он не всегда принимал их всерьез. Как многие богатые старики, они воспринимали малейшее собственное неудобство как признак наступления конца света.
— Вчера трибуны передали это судебное предписание Рабирию. — Гортензий щелкнул пальцами, и его помощник передал Цицерону официальный документ с большой печатью.
Услышав свое имя, Рабирий жалобно спросил:
— Я
— Позже, — жестко ответил Гортензий, и старик склонил голову.
— Судебное предписание Рабирию? — повторил Цицерон, с сомнением глядя на старика. — А какое преступление он мог совершить?
Хозяин громко зачитал документ вслух, чтобы я мог его записать.
— Лицо, указанное в документе, обвиняется в убийстве трибуна Сатурния и нарушении священных границ здания Сената. — Он поднял голову в недоумении. — Сатурний? Но ведь его убили… лет сорок назад?
— Тридцать шесть, — поправил Катулл.
— Катулл знает точно, — добавил Изаурик. — Потому что он там был. Так же, как и я.
— Сатурний! Вот был негодяй! Его убийство — это не преступление, а благое дело! — Катулл выплюнул это имя так, как будто оно было ядом, попавшим ему в рот, и уставился куда-то вдаль, как будто рассматривал на стене храма фреску «Убийство Сатурния в здании Сената». — Я вижу его так же ясно, как тебя, Цицерон. Трибун-популяр [7] в худшем смысле этого слова. Он убил нашего кандидата на пост консула, и Сенат объявил его врагом народа. После этого от него отвернулся даже плебс. Но прежде чем мы смогли схватить его, он с частью своей банды забаррикадировался на Капитолии. Тогда мы перекрыли подачу воды. Это была твоя идея, Ватий.
7
Популяры — идейно-политическое течение в поздней Римской республике конца II–I в. до н. э., отражавшее интересы плебса. Следует отметить, что вожди популяров, выступая против нобилитета, сами же принадлежали, за редким исключением, к этому сословию.
— Точно. — Глаза старого генерала заблестели от воспоминаний. — Уже тогда я хорошо знал, как вести осаду.
— Естественно, что через несколько дней они сдались, и их заперли в здании Сената до суда. Но мы боялись, что им опять удастся убежать, поэтому забрались на крышу и стали забрасывать их кусками черепицы. Им негде было спрятаться. Они бегали туда-сюда и визжали, как крысы в канаве. К тому моменту, когда Сатурний перестал шевелиться, его с трудом можно было узнать.
— И что же, Рабирий был вместе с вами на крыше? — спросил Цицерон. Я поднял глаза от записей и посмотрел на старика — глядя на его пустые глаза и трясущуюся голову, трудно было поверить, что он мог принимать участие в такой расправе.
— Ну конечно, он там был, — подтвердил Изаурик. — Нас там было человек тридцать. Да, то были славные денечки, — сжал он пальцы в шишковатый кулак, — когда мы были полны жизненных соков!
— Самое главное, — устало произнес Гортензий, который был моложе своих компаньонов и, по-видимому, уже устал слушать эти повторяющиеся истории, — важно не то, был ли там Рабирий или нет, а то, в чем его обвиняют.
— И что это? Убийство?
— Perduellio [8] .
8
Государственное
Должен признаться, что никогда не слышал этого слова, и Цицерону пришлось повторить его для меня по буквам. Он объяснил, что этот термин употреблялся древними в значении государственной измены.
— А почему надо применять такой древний закон? Почему бы просто не обвинить его в предательстве и покончить с этим? — спросил хозяин, повернувшись к Гортензию.
— Потому что за предательство полагается изгнание, тогда как за Perduellio — смерть, и не через повешение. Если Рабирия признают виновным, то его распнут.
— Где я? — снова вскинулся Рабирий. — Что это за место?
— Успокойся, Гай. Мы твои друзья. — Катулл нажал ему на плечо и усадил назад в кресло.
— Но никакой суд не признает его виновным, — мягко возразил Цицерон. — Бедняга уже давно не в себе.
— Perduellio не разбирается в присутствии присяжных. В этом вся загвоздка. Его разбирают два судьи, которых специально для этого назначают.
— А кто назначает?
— Новый городской претор [9] — Лентул Сура.
9
Государственная должность в Древнем Риме, третья по значимости, после консулов. В описываемый период избиралось 8 преторов.
При этом имени Цицерон сморщился. Сура был бывшим консулом, человеком громадных амбиций и безграничной глупости. В политике два эти качества очень часто неотделимы друг от друга.
— И кого же эта Спящая Голова назначила судьями? Это уже известно?
— Один из них — Цезарь. И второй — тоже Цезарь.
— Что?
— Гай Юлий Цезарь и его кузен Луций будут назначены, чтобы разобрать это дело.
— Так за всем этим стоит Цезарь?
— Поэтому вердикт абсолютно очевиден.
— Но должна же быть возможность апелляции. Римский житель не может быть казнен без справедливого суда, — заявил Цицерон в крайнем возбуждении.
— Ну конечно, — горько заметил Гортензий. — Если Рабирия признают виновным, то он может апеллировать. Но загвоздка в том, что не к суду, а ко всем жителям города, собравшимся на ассамблею на Марсовом поле.
— Вот это будет зрелище! — вмешался Катулл. — Вы только представьте себе: толпа судит римского сенатора? Да они его никогда в жизни не оправдают, ведь это лишит их основного развлечения.
— Это означает гражданскую войну, — сказал Изаурик без всяких эмоций. — Потому что мы такого не потерпим. Ты слышишь, Цицерон?
— Да, я тебя слышу, — ответил тот, быстро пробегая глазами документ. — А кто из трибунов выдвинул обвинение?.. Лабиний, — сам ответил он на свой вопрос, прочитав подпись. — Это один из людей Помпея. Обычно он в подобные склоки не ввязывается. И какой же здесь интерес Лабиния?
— Вроде бы его дядя был убит вместе с Сатурнием, — презрительно произнес Гортензий. — И честь его семьи требует отмщения. Это все полная ерунда. Все это затеяно только для того, чтобы Цезарь и его банда смогли напасть на Сенат.