Очищение
Шрифт:
Обычно после окончания заседания Цицерон любил задержаться на улице и пообщаться с простыми сенаторами. Это был один из тех инструментов, с помощью которых он поддерживал свою власть над палатой. Это позволяло ему знать многое о людях, даже самых незаметных — их слабые и сильные стороны, что они желали и чего боялись, с чем они могли смириться, а чего не приняли бы ни за что на свете. Однако в этот день консул поспешил домой. На его лице было написано разочарование.
— Это все равно что биться с гидрой, — с отчаянием пожаловался он, когда мы вернулись. — Не успеваю я отрубить одну голову, как на ее месте вырастают две новые! Катилина убирается из Сената, а его дружки спокойно
В таком настроении хозяин бывал довольно непредсказуем, и за долгие годы, проведенные с ним, я понял, что лучше даже не пытаться отвечать.
Он подождал, что я ему отвечу и, не получив удовлетворения, вышел на поиски еще кого-нибудь, на кого можно было бы наорать. Я же нагнулся и спокойно собрал все документы. Я знал, что рано или поздно хозяин вернется для того, чтобы приготовить свое обращение к народной ассамблее на следующий день; но проходили часы, наступили сумерки, зажгли свечи, и я стал беспокоиться. Позже я узнал, что в сопровождении охраны и ликторов Цицерон гулял в общественном саду, причем ходил там кругами с такой скоростью, что все подумали, что он продолбит дорожку в камнях. Когда, наконец, хозяин вернулся, у него было очень бледное и печальное лицо. Он сказал мне, что придумал план, и теперь не знает, чего бояться больше: что план удастся или что он провалится?
На следующее утро Цицерон пригласил к себе Фабиуса Сангу. Вы, вероятно, не забыли, что именно этому сенатору консул написал записку в тот день, когда был обнаружен убитый мальчик. В той записке он спрашивал Сангу о роли человеческих жертв в культах галлов. Санге было около пятидесяти, и он был невероятно богат. А свои деньги он сделал в Ближней и Дальней Галлии. Он никогда не покидал задних скамей сенатского зала и использовал свое положение только как средство защиты своих деловых интересов. Сайга был очень респектабелен и набожен, вел скромный образ жизни и, как говорили, был строгим мужем и отцом. Выступал сенатор только в дебатах по Галлии, причем выступления его, по правде говоря, были невероятно скучными: когда Санга начинал говорить о географии Галлии, ее климате, племенах, обычаях и так далее, люди покидали зал заседаний быстрее, чем они сделали бы это при криках «пожар!».
— Санга, ты патриот? — спросил Цицерон немедленно, как только я ввел гостя в его кабинет.
— Думаю, да, консул, — ответил Санга. — А в чем дело?
— Дело в том, что я хочу, чтобы ты сыграл решающую роль в защите нашей обожаемой Республики.
— Я? — Санга выглядел очень взволнованным. — Боги! Но ведь у меня подагра…
— Нет-нет! Я совсем не это имею в виду. Я просто хочу, чтобы ты попросил одного человека поговорить с другим человеком, а потом рассказал бы мне, о чем у них пойдет разговор.
Санга заметно расслабился.
— Ну что же, я думаю, что это-то я смогу. А кто эти люди?
— Один из них — Публий Умбрений, вольноотпущенник Лентула Суры, который часто выступает как его секретарь. Он когда-то жил в Галлии. Может быть, ты его знаешь?
— Действительно, я его знаю.
— Другим человеком должен быть галл. Мне не важно, из какого района Галлии он будет. Просто галл,
— И что ты хочешь, чтобы этот галл сделал?
— Я хочу, чтобы он встретился с Умбрением и предложил ему организовать восстание против Рима.
Когда Цицерон накануне впервые объяснил мне свой план, то я лично пришел в ужас; и думаю, что прямолинейный Санга чувствовал себя точно так же. Я думал, что он всплеснет руками и, может быть, даже выбежит из комнаты. Но деловых людей, как я в этом позже убедился, очень сложно шокировать. Гораздо сложнее, чем солдат или политиков. Деловому человеку можно предложить все, что угодно, и он всегда согласится хотя бы поразмыслить над вашим предложением. Санга просто поднял брови.
— Ты хочешь заставить Суру совершить акт государственной измены?
— Не обязательно измены, но я хочу понять, до каких пределов безнравственности он со своими соратниками может дойти. Мы уже знаем, что они без зазрения совести готовили убийство, резню, поджоги и восстание. Единственное преступление, которое, на мой взгляд, осталось — это союз с врагами Рима… — Тут Цицерон быстро добавил: — Это не значит, что я считаю галлов врагами Рима, но ты понимаешь, к чему я веду.
— Ты думаешь о каком-то конкретном племени?
— Нет, это я предоставляю решить тебе.
Санга замолчал, обдумывая услышанное. У него было удивительно подвижное лицо, и нос его постоянно шевелился. Он стучал по нему и вытягивал его. По внешнему виду Санги было понятно, что он чует поживу.
— У меня много деловых интересов в Галлии, а торговля возможна только в спокойные, мирные времена. Единственное, чего я боюсь, это того, что мои галльские друзья могут стать в Риме еще менее популярными, чем они есть сейчас.
— Я гарантирую тебе, Санга: если твои друзья помогут мне вывести на чистую воду участников этого заговора, то к тому моменту, как я с этими участниками покончу, галлы станут национальными героями.
— Ну, я думаю, что мы должны обсудить вопрос и моего участия во всем этом…
— Твоя роль будет абсолютно секретной, и, с твоего согласия, о ней будут знать только губернаторы Дальней и Ближней Галлии. Оба они мои хорошие друзья, и я уверен, что они по достоинству оценят твой вклад в эту операцию.
Увидев возможность заработать, Санга впервые за все утро улыбнулся.
— Ну что же, если ты так ставишь вопрос, то я думаю, что знаю племя, которое тебе подойдет. Аллоброги, которые контролируют Альпийские перевалы, только что прислали в Рим делегацию, чтобы пожаловаться на налоги, которые им приходится отсылать в Рим. Они прибыли пару дней назад.
— А они воинственные?
— Очень. Если я смогу им намекнуть, что их петиция будет рассмотрена с пониманием, уверен, что в ответ они согласятся на многое.
— Ты не одобряешь? — обратился ко мне Цицерон после того, как Санга ушел.
— Я не имею право голоса, Цицерон.
— Но я же вижу, что ты не одобряешь! Это видно по твоему лицу. Ты считаешь, что расставлять ловушки — это бесчестно. А хочешь, я тебе скажу, что действительно бесчестно, Тирон? Бесчестно продолжать жить в городе, который ты мечтаешь уничтожить! Если у Суры нет никаких намерений изменить, то он быстро отошьет этих галлов. Но если он согласится рассмотреть их предложение, то претор будет у меня в руках. Тогда я лично выведу его к городским воротам и дам хорошего пинка для скорости. А потом Целер и его армия покончат с ними со всеми. И никто никогда не скажет, что это бесчестно.