Очищение
Шрифт:
— Имейте в виду, я не хочу, чтобы вы их арестовали, — предупредил он. — Просто скажите им, что консул будет благодарен за возможность обсудить кое-какие вопросы, и попросите их прийти ко мне.
Было видно, что преторы считают его слабаком, но они сделали так, как он приказал. Я пошел вместе с Флакком к Суре и Цетегу, которые жили на Палатине; Помптин направился разыскивать остальных. Помню, как странно было подойти к громадному древнему дому Суры и обнаружить, что жизнь в нем продолжает идти своим чередом. Он не убежал, совсем напротив: его клиенты терпеливо ожидали встречи с ним. Когда он узнал, кто пришел, то послал своего пасынка, Марка Антония, выяснить, что нам надо. Антонию только исполнилось двадцать лет; он был очень высок,
То же самое произошло и в доме Корнелия Цетега, молодого, несдержанного патриция, который, как и его родственник Сура, был членом семьи Корнелиев. Просители стояли в очереди, чтобы переговорить с ним, однако он оказал нам честь и сам вышел в атриум. Он осмотрел Флакка, как будто тот был бездомной собакой, выслушал, что тот ему сказал, и ответил, что не в его правилах бежать куда-то по первому зову, но из уважения к посту, а не к человеку он придет к консулу очень скоро.
Мы вернулись к Цицерону, который явно не ожидал, что оба сенатора все еще в Риме. Он тихо прошептал мне:
— О чем они только думают?
В конце концов, оказалось, что только один из пяти, Кепарий, всадник из Террацины, убежал из города. Все остальные появились в доме консула друг за другом в течение следующего часа, так они верили в свою абсолютную неприкосновенность. Иногда я думаю, в какой момент они поняли, что трагически просчитались? Когда, подходя к дому Цицерона, увидели, что он набит вооруженными людьми, пленниками и окружен зеваками? Или когда в доме они увидели не только Цицерона, но и новоизбранных Силана и Мурену, вместе с основными лидерами Сената — Катуллом, Изауриком, Гортензием, Лукуллами и несколькими другими, которых Цицерон пригласил понаблюдать за процедурой? А может быть, когда увидели на столе свои письма с неповрежденными печатями? Или когда поняли, что галлов принимают как почетных гостей в соседней комнате? Или когда Волтурк внезапно изменил свои показания и решил спасти свою жизнь, давая показания против них? Я думаю, что весь процесс походил на то, когда человек тонет, — когда к нему постепенно приходит понимание того, что он оказался на глубине и его относит все дальше и дальше от спасительного берега. Только после того, как Волтурк в лицо обвинил Цетега в том, что тот хвастался, как убьет Цицерона, а затем захватит здание Сената, Цетег вскочил и заявил, что больше не останется здесь ни на секунду. Однако он увидел, что выход заблокирован двумя легионерами из Риетейской центурии, которые бесцеремонно пихнули его назад в кресло.
— А что можно сказать о Лентуле Суре? Что он сказал тебе? — Цицерон опять повернулся к своему новому главному свидетелю.
— Он сказал, что в книгах Сибилл есть предсказание, что Римом будут править три члена семьи Корнелиев; Цинна и Сулла были первыми двумя, а третьим будет он сам, и что он скоро будет управлять городом.
— Это правда, Сура? — Но тот ничего не ответил, а просто смотрел перед собой, быстро моргая. Цицерон вздохнул. — Еще час назад ты мог спокойно уехать из города. Теперь же я буду так же виновен, как и ты, если позволю тебе исчезнуть. — Он кивнул солдатам, и те вошли, встав по двое за каждым из заговорщиков.
— Да откройте же письма! — закричал Катулл, который не мог больше сдерживать себя. Он был вне себя от того, что Рим был предан потомком одной из шести семей, которые основали город. — Откройте письма и давайте посмотрим, до чего дошла эта свинья!
— Не сейчас, — ответил Цицерон. — Мы сделаем это перед всеми сенаторами. — Он печально посмотрел на заговорщиков, которые теперь были его пленниками. — Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы потом меня обвинили
Была середина утра, и, по нелепому совпадению, дом стал наполняться зеленью и цветами, так как готовилась ежегодная церемония в честь Доброй Богини, на которой должна была председательствовать Теренция как жена верховного чиновника. В то время, когда рабы вносили корзины с миртом, зимними розами и омелой, Цицерон распорядился, чтобы заседание Сената состоялось в храме богини Конкордии, с тем чтобы дух богини национального согласия направлял мысли сенаторов. Он также приказал, чтобы скульптура Юпитера, созданная для Капитолия, была немедленно поставлена на Форуме, перед рострами. Позже хозяин сказал мне: «Пусть боги будут моими защитниками, потому что, когда все это закончится, попомни мои слова, мне понадобится вся защита, которую я только смогу получить».
Пятеро заговорщиков находились под охраной в атриуме, в то время как Цицерон прошел в свой кабинет, чтобы расспросить галлов. Их показания были, если такое вообще возможно, еще более шокирующими, чем показания Волтурка. Оказалось, что перед выездом из Рима посол был приглашен в дом Цетега, где ему показали ящики с оружием, которое должны были раздать в тот момент, когда будет получен сигнал начать резню. Меня и Флакка отправили с инвентаризацией этого арсенала, который мы обнаружили в таблиниуме, где коробки стояли от пола и до потолка. И мечи, и ножи были еще совсем новыми, блестящими и какого-то неизвестного вида, со странными гравировками на лезвиях. Флакк сказал, что, по его мнению, это оружие сделано не в Италии. Я пальцем провел по одному из лезвий. Оно было острым, как бритва, и я с дрожью подумал, что им могли бы перерезать горло не только Цицерону, но и мне.
Когда, изучив коробки, я вернулся в дом хозяина, было уже пора идти в Сенат. Нижние комнаты были украшены приятно пахнущими растениями, и с улицы внесли множество амфор с вином. Было ясно, что неважно, какие таинства будет включать в себя поклонение Доброй Богине, но умеренным оно точно не будет. Теренция отвела мужа в сторону и обняла его. Я не слышал, что она ему говорила, да и не прислушивался, но видел, как она сильно сжала его руку. Затем мы отправились, окруженные легионерами, а каждого из заговорщиков в храм Конкордии сопровождал человек, бывший когда-то консулом. Сейчас заговорщики выглядели убитыми; даже Цетег растерял все свое высокомерие. Никто из нас не знал, чего ожидать. Когда мы пришли на Форум, Цицерон взял Суру за руку в знак своего уважения, но патриций даже не обратил на это внимания. Я шел прямо за ними с коробкой, в которой находились письма. Особое впечатление на меня произвел не размер толпы — почти все население города собралось на Форуме, наблюдая за нами, — а абсолютная тишина, висевшая над Форумом.
Храм был окружен вооруженными людьми. Ожидающие сенаторы с удивлением смотрели на Цицерона, который за руку вел Суру. Внутри храма заговорщиков заперли в небольшой комнате рядом с входом, а Цицерон сразу прошел к возвышению, на котором под статуей богини Конкордии стояло его кресло.
— Граждане, — начал он. — Сегодня рано утром, как только взошло солнце, храбрые преторы Луций Флакк и Гай Помптин, действуя по моему распоряжению, во главе отряда вооруженных людей остановили на Мулвианском мосту группу верховых, направлявшихся в сторону Этрурии…
Никто ничего не шептал, не слышно было даже покашливания. Стояла тишина, какой еще никогда не было в Сенате, — полная страха, зловещая, давящая. Изредка я поднимал глаза от своих записей и смотрел на Цезаря и Красса. Оба сенатора сидели, откинувшись на спинку скамьи, и внимательно слушали Цицерона, боясь пропустить хоть слово.
— Благодаря лояльности наших союзников, посланников галльских племен, которые были потрясены тем, что им было предложено, я уже имел информацию о том, что некоторые из жителей собираются совершить акт государственной измены, и подготовился к этому…