Одаренная
Шрифт:
Она издает писк и падет на колени, ударяясь руками об пол. Рыжие кудри выбиваются из аккуратно завязанной ленты у нее на голове; насколько прядей падают ей на лицо. Я замечаю насколько ухоженные у нее руки — без сомнения она из высшего класса.
— Мне так жаль, Электор, — повторяет она снова и снова. — Мне так жаль. Я сейчас же переоденусь и принесу вам новый бокал.
Я не знаю, чего на самом деле ожидаю от Андэна. Обругает ли он ее? Выскажет строгое предупреждение? Или просто нахмурится? Но к моему удивлению, он отодвигает свой стул, встает и протягивает ей руку. Девушка замирает.
— Это всего лишь бокал для шампанского, — говорит он мягко. — Не порежьтесь. — Андэн машет рукой одному из солдат около двери. — Принесите веник и совок, пожалуйста. Спасибо.
Солдат быстро кивает.
— Как скажете, Электор.
Слуга быстро уходит, чтобы принести новый бокал, уборщик собирает стекла с пола, а Андэн с изяществом короля садится обратно на свое место. Он берет в руки нож и вилку, демонстрируя безупречный этикет, затем отрезает кусочек свинины.
— Так скажите же мне, агент Ипарис. Зачем вы хотели увидеть меня лично? И что случилось в день казни Дэя?
Я следую его примеру, беру в руки нож и вилку и разрезаю мясо. Цепи у меня на руках достаточно длинные, чтобы я могла поесть. Будто кто-то специально измерил их для этого. Я быстро выкидываю инцидент с бокалом из головы и начинаю рассказывать историю, которую для меня сочинил Рэйзор.
— Я помогла Дэю избежать казни и Патриоты помогли мне в этом. Но на этом все, они не отпускали меня. И когда казалось, что я, наконец, сбежала от них, ваши солдаты арестовали меня.
Андэн медленно моргает. Интересно он верит хоть во что-то из того, что я говорю.
— Вы были с Патриотами прошедшие две недели? — спрашивает он после того, как я прожевываю кусок мяса. Еда потрясающая; мясо такое нежное, что просто тает во рту.
— Да.
— Понятно. — В голосе Андэна слышится недоверие. Он промокает губы салфеткой, затем кладет столовые приборы на стол и откидывается на спинку стула. — Так Дэй жив или был жив, когда вы видели его последний раз? Он тоже работает на Патриотов?
— Когда я видела его последний раз — он был жив. Сейчас не знаю.
— Почему он работает с ними, хотя в прошлом избегал их?
Я пожимаю плечами, стараясь скрыть замешательство.
— Ему нужна помощь, чтобы найти брата, и он в долгу у Патриотов за то, что они вылечили его ногу. В его рану из-за пули попало заражение...после всего этого.
Андэн делает паузу и отпивает шампанское из бокала.
— Почему вы помогли ему сбежать?
Я потираю запястья, так, чтобы наручники не оставили следов на коже. Цепи громко ударяются друг о друга.
— Потому что он не убивал моего брата.
— Капитан Метиас Ипарис. — Я чувствую ужасную тоску, услышав полное имя моего брата. Он знает как погиб мой брат? — Я сожалею вашей потере. — Андэн слегка наклоняет голову, немного неожиданный знак уважения, отчего у меня ком встает в горле.
— Знаете, я помню, как читал о вашем брате, когда был моложе, — продолжает он. — Я читал о его оценках в школе, как хорошо он прошел Испытание, и особенно как хорошо он разбирался в компьютерах.
Я накалываю клубнику, тщательно пережевываю,
— Я и не знала, что у моего брата был такой уважаемый поклонник.
— Я не был его поклонником, как таковым, хотя он бесспорно впечатлял. — Андэн берет в руку бокал шампанского и делает глоток. — Я был вашим поклонником.
«Помни, будь естественной. Заставь его думать, что ты польщена. И что он тебе нравится. Он красив, это точно», — я стараюсь сосредоточиться на этом. Свет от ламп на стене красиво переливается на его волосах; его оливковая кожа светится теплым золотым оттенком; его глаза напоминает цвет листвы весной. Постепенно я чувствую, как на щеках разливается румянец. Хорошо, продолжай в том же духе. В нем явно есть Латинские корни, но едва заметный раскос больших глаз и утонченность бровей выдают азиатскую кровь. Как у Дэя. Вдруг, мое внимание рассеивается, и все, что я вижу перед собой — это как мы с Дэем целуемся в ванной комнате в Вегасе. Я помню его обнаженную грудь, его губы на моей шее, его пьянящая непокорность, на фоне всего этого Андэн выглядит совсем непримечательным. Небольшой румянец на щеках теперь горит ярким пламенем.
Электор наклоняет голову набок и улыбается. Я делаю глубокий вдох и заставляю себя успокоиться. Слава богу, мне все-таки удалось добиться от него реакции, на которую рассчитывала.
— Вы когда-нибудь задумывались о том, почему Республика относится к вам так снисходительно, учитывая то, что вы предали государство? — интересуется Андэн, лениво водя вилкой по тарелке. — Любого на вашем месте уже давно бы казнили. Но не вас. — Он выпрямляется на стуле. — Республика наблюдала за вами с тех пор, как вы получили высший балл на Испытании. Я слышал о ваших оценках и о ваших успехах на дневных тренировках в Дрейке. Несколько Конгрессменов хотели выдвинуть вашу кандидатуру на политическую должность еще до того, как вы закончили первый год обучения в Дрейке. Но в итоге они решили определить вас в военные, потому что у вас на лице было написано «офицер». Вы знаменитость в высших кругах. Обвинение вас в предательстве было огромной потерей для Республики.
Знает ли Андэн правду о том, как были убиты мои родители и Метиас? Что их не предательство стоило им жизни? Неужели я так много значу для Республики, что они не хотят казнить меня, несмотря на мои недавние преступления и, что предательство у моей семьи в крови?
— Как вы могли видеть меня у кампусов в Дрейке? — спрашиваю я. — Я не помню, чтобы объявляли, что вы посещаете университет.
Андэн отрезает кусочек мяса.
— О нет. Вы бы и не услышали об этом.
Я недоумевающе смотрю на него.
— Вы были.... студентом Дрейка, когда я училась там?
Андэн кивает.
— Администрация хранила мою личность в тайне. Мне было семнадцать — второкурсник — когда вы поступили в Дрейк в двенадцать лет. Мы все много о вас слышали, а точнее — о ваших выходках. — Он улыбается и в глазах сверкает озорной огонек.
Сын Электора ходил среди нас по Дрейку, а я даже не знала об этом. Меня переполняет чувство гордости при мысли о том, что лидер Республики наблюдал за мной в университете. Затем я трясу головой, чувствуя вину за такое внимание.