Одаренная
Шрифт:
— Идем дальше, — выкрикивает Томас. Мы заходим в вестибюль и, когда за нами закрываются двери, я чувствую, как по всему телу разливается тепло.
Я ничего не сказала, но и улыбки было достаточно. Да. Дэй жив. Я уверена, что Патриоты оценят мой вклад в распространение этих слухов.
Мы проходим через вестибюль и садимся в три военных джипа. Когда мы выезжаем от станции и выруливаем на шоссе, я разглядываю город, раскинувшийся за окном. Обычно у людей имеется веская причина, чтобы приехать в Денвер. Никто кроме местных жителей не может сюда въехать без специального разрешения. То, что я нахожусь здесь и вижу этот город уже необычно. Город лежит под покровом белого снега, но даже сквозь него проглядываются очертания гигантской стены Денверской дамбы, защищающей город от наводнений. Доспехи. Я читала об этом в начальной школе, но
Голос Томаса возвращает меня к реальности.
— Мы отвезем тебя в Колбурн Холл, — говорит он с переднего сиденья джипа. — Это обеденный зал в Кэпитал Плаза, где сенаторы иногда проводят банкеты. Часто там обедает Электор.
Колбурн? Я слышала, что это очень необычное место для встречи, а учитывая то, что изначально меня хотели отвезти в Денверскую тюрьму, все становиться еще более странным. Скорей всего для Томаса это тоже новая информация. Не думаю, что он хоть раз был в столице, но как у хорошего солдата, у него нет времени разглядывать местные пейзажи. По правде говоря, я чувствую предвкушение от того, что скоро увижу Кэпитал Плаза, и если он действительно такой огромный как я слышала.
— Там мой патруль передаст тебя другому патрулю под командованием Коммандера ДеСото. — Патруль Рэйзора, добавляю я про себя. — Электор встретится с тобой в королевских палатах в Холле. Советую вести себя надлежащим образом.
— Спасибо за совет, — отвечаю я, холодно улыбаясь отражению Томаса в зеркале заднего вида. — Будь уверен, я покажу ему свой лучший реверанс. — Хотя на самом деле я начинаю немного нервничать. Электор — это тот, кого меня учили уважать с самого рождения, тот, за кого, я не задумываясь, отдала бы жизнь. Даже сейчас, даже после всего того, что я узнала о Республике, я все еще чувствую, как та глубоко укоренившаяся приверженность пытается взять надо мной верх, то знакомое ощущения, которое хочет вновь окутать меня. Странно. Я не чувствовала этого раньше, когда узнала о смерти Электора или, когда впервые услышала речь Андэна. Это чувство скрывалось до сих пор, когда я всего лишь через несколько часов увижу его лично.
Я уже не та одаренная девушка, которую он встретил в первый раз. Что он теперь обо мне подумает?
КОЛБУРН ХОЛЛ, КОРОЛЕВСКАЯ ОБЕДЕННАЯ КОМНАТА.
Здесь слышится эхо. Я сижу одна с одной стороны длинного стола (двенадцать футов темного вишневого дерева, на ножках ручная резьба, украшенный золотым орнаментом, каждая деталь которого наверняка идеально прорисованы до последнего миллиметра), выпрямившись на стуле с мягкой вельветовой спинкой. Далеко у противоположной стены в камине слышится треск дров, над ним висит огромный портрет Электора, а на стенах восемь золотых ламп. Повсюду стоят солдаты — пятьдесят два стоят в линию у стены, плечом к плечу, шестеро стоят по обе стороны от меня. На улице все еще холодно, но здесь достаточно тепло, поэтому служанки одели меня в легкое платье и тонкие кожаные сапоги. Мне вымыли, высушили и уложили волосы, и теперь они гладко лежат, доходя до середины моей спины. Их украшают нити из крошечных жемчужин (стоимость одной такой около двух тысяч Банкнот). Я с восхищением осторожно дотрагиваюсь до них, но потом, вспомнив бедняков, которые собрались у станции, в изношенной одежде, резко убираю руку от волос, испытывая отвращение к самой себе. Другая служанка нанесла блестящие тени мне на веки, чтобы казалось, будто они горят в свете ламп. Платье кремово — белого цвета, с добавлением грозового серого, спускается шифоновыми юбками до самых ног. От сильно затянутого внутреннего корсета я едва ли могу дышать. Без сомнения очень дорогое платье: пятьдесят тысяч Банкнот? Шестьдесят?
Единственное,
Проходит полчаса, пока еще один солдат (одетый в черно- красную форму столичного патруля) не входит в комнату. Он держит дверь открытой, встает по стойке смирно и поднимает подбородок.
— Наш славный Электор в здании, — объявляет он. — Пожалуйста, встаньте.
Он делает вид, что обращается не к кому-то конкретно, но на самом деле я единственная, кто здесь сидит. Я поднимаюсь со стула с характерным звоном цепей.
Проходит еще пять минут. Затем, когда я уже начала задумываться зайдет ли вообще кто-нибудь, молодой человек тихо заходит в комнату и кивает солдатам у входа. Охранники отдают воинское приветствие. Я не могу отсалютовать с этими цепями на руках, равно как не могу присесть в реверансе — поэтому я просто стою на месте и смотрю прямо на Электора.
Андэн выглядит точно так же, как тогда, когда я впервые его встретила на праздничном балу — высокий, с царственным видом и идеальной фигурой, темные волосы лежат идеально, вечернее пальто красивого темно-серого цвета, с золотыми полосками на рукавах и золотыми погонами на плечах. Серьезный взгляд зеленых глаз, хотя кажется, что он немного сутулит плечи, как будто на них опустился неподъемный груз. Кажется, будто смерть его отца все же как-то повлияла на него.
— Садитесь, пожалуйста, — говорит он, направляю руку в белой перчатке (перчатки боевых пилотов) в мою сторону. У него мягкий голос, но он эхом разносится по всей комнате. — Надеюсь, с вами хорошо обращались, мисс Ипарис.
Я делаю, как он говорит.
— Да. Благодарю вас.
Андэн садится на стул на другом конце стола, а солдаты возвращаются на свои позиции.
— Меня известили, что вы хотели встретиться со мной лично. Я полагаю, вы не возражаете против одежды, которую я подобрал. — Он замолкает на несколько секунд, как раз, чтобы лукаво мне улыбнуться. — Я подумал, что вы, возможно, не захотите обедать в тюремной робе.
В его голосе слышится нечно вроде покровительственного тона, играющего на моих нервах. «Как он посмел одеть меня как куклу?»— возмущается одна моя часть. А другая восхищается его уровнем пилотирования и его новым статусом. Он так внезапно пришел к власти, но держится так уверенно, что мое прежнее чувство преданности с силой давит изнутри. Прежняя неуверенность в нем исчезла. Этот человек был рожден для власти. «Кажется, Андэн увлекся тобой», — сказал Рэйзор. Я наклоняю голову и смотрю на него сквозь ресницы.
— Почему вы со мной так любезны? Я думала, что теперь стала врагом государства.
— Мне было бы стыдно, если бы я обращался с самой известной одаренной в Республике как с заключенной, — говорит он, поправляю свою вилку, нож и бокал для шампанского в идеальное положение. — Разве вы не находите это неприветливым?
— Вовсе нет. — Я еще раз осматриваю комнату, запоминая места, где расположены лампы, декор на стенах, местоположение каждого солдата и их оружие. Тщательность, с которой здесь все подготовлено, убеждает меня, что Андэн организовал это платье и обед не для того, чтобы пофлиртовать. Думаю, он хочет публично показать, как хорошо он со мной обращается. Он хочет, чтобы люди знали, как новый Электор заботиться о спасительнице Дэя. Мое первоначальное отвращение к нему уже не такое сильно — эта новая мысль даже интригует меня. Андэн должно быть хорошо осведомлен о своей плохой репутации среди народа. Возможно, он рассчитывает на их поддержку. Если это так, то он старается сделать то, о чем наш прошлый Электор даже не думал. Это также заставляет меня задаться вопросом: если Андэн на самом деле ищет одобрения общества, что тогда он думает о Дэе? Вряд ли он сможет расположить к себе людей, если объявит о розыске самого известного преступника в Республике.
Двое служащих приносят подносы с едой (салат из настоящей клубники и изысканная жаренная свиная грудка), в то время, как двое других кладут свежие белые салфетки нам на колени и наливают шампанское в бокалы. Эти служащие из высшего класса (их походка характерна для элиты общества), хотя возможно не из того же ранга, что и мои родители.
Затем начинается самое интересное.
Служанка, наливающая шампанское Андэну подносит бутылку слишком близко к бокалу. Он опрокидывается, и содержимое выливается на скатерть, затем бокал катится по столу и разбивается об пол.