Одаренный проклятием
Шрифт:
А Маргарита.… Ну, разве сможет Настя, передать эмоции отчаявшейся тридцатилетней женщины? Женщины, которая готова отдать всё, дабы разыскать свою любовь. Она ведь до последнего не верила, что он мертв. Маргарита пошла на грех, продав душу дьяволу.
Да и сама история овита легендами и загадками. Ведь неизвестно откуда Булгаков брал сведения. Из больной фантазии или же у него была связь с другими мирами? А что если он тоже мог видеть их? Что если я такой не один? Ну, собственно, я нашел еще одного человечка со странностями. Олесю.
– Никита, вы слишком грустный. Что-то случилось? – к моему локтю прикоснулась Люба.
– Нет что вы, всё хорошо, - с хрипотцой в голосе отозвался я.
– Просто вы слишком бледны. Возможно, это освещение, - все тем же грудным голосом вновь обратилась ко мне сестра Насти.
– Нет, нет, всё хорошо, - улыбнулся я ей, - Спасибо за заботу.
Она пожала плечами и вернулась к прерванному наблюдению за спектаклем. Я зевнул и почувствовал солоноватый привкус на языке. С моих губ сочилась кровь. Как в тот день в катакомбах.
– Черт, - выругался я, поднимаясь с места. – Можно? – протиснувшись через сидевших в ряду людей, я вышел из зала. Свернув направо, я поспешил в сторону туалета.
В зеркале отразилось бледное лицо с ярко-выраженными зелеными глазами. А с губ действительно капала кровь. Точнее, она уже стекала по подбородку.
Повернув кран, я подставил руку под поток воды. Из холодной она моментально изменилась на кипяток. Отдернув руку, я вновь глянул в зеркало. Бледность прошла, но красные разводы все еще выделялись на лице. Покрутив краны, я, наконец, отрегулировал температуру воды и смог умыться.
Что за чертовщина творится? Ну, когда у нормальных людей, ни с того ни с сего, кровоточат губы?
Любовь как-то настороженно покосилась на меня, когда я вновь вернулся в партер.
- Что-то не так? – осведомился я.
– Нет-нет, всё нормально, - она резко мотнула головой и чуть остекленевшим взглядом посмотрела на сцену.
Что за реакция? Неужели я не всю кровь убрал с лица? Хотя здесь темно, она бы все равно не увидела. Или это уже у меня паранойя.
– Скажите, что сейчас произошло в соседней палате? – поэт Бездомный, развалившись на поставленной, на сцене, койке с наигранной тревогой смотрел на полноватую женщину, изображающую медсестру психиатрической лечебницы.
- Ваш сосед умер.
- Я знал. Я знал, - закричал парень, вскакивая на ноги.
И всё же театр погибает. Актеры не в состоянии вжиться в свой образ, о чем тогда еще можно говорить. Зритель должен верить. Верить той жизни, что воспроизводится на сцене. Актеры должны донести до каждого эмоции и смысл. А до меня они донесли лишь скуку и тоску. Неужели в этом зале нашлись зрители, которым эта постановка пришлась по вкусу?
По сцене босиком шла Настя, мастер чуть левее от нее.
–
Я опустил глаза, смотреть на это было ужасно неприятно. То ли я не ценитель такого искусства, то ли – это и, правда, бездарно.
***
– Ну что, как я сыграла? – в глазах Архаиной до сих пор светились искорки эйфории от пребывания на сцене.
Я сделал глоток чая, проигнорировав девушку. Люба бегло оглядела одну из комнат их квартиры и не найдя поддержки, улыбнулась сестре:
– Мне понравилось. Ты очень уверенно себя вела.
Я фыркнул, но сдержался. Люба прожгла меня злым взглядом, намекая на скорую кончину, если я опровергну ее слова.
– Тебе шел образ Маргариты, - через силу выдавил я из себя.
Настя улыбнулась и побежала на кухню за разрывающимся домашним телефоном.
– Ты всегда ей лжешь?
Люба невозмутимо отозвалась:
– Нет, но когда ей это во благо, то почему бы не потешить Настино самолюбие. Это была ее мечта. Пусть почувствует себя на вершине.
Я не нашел что ответить, да и не успел бы. В комнату забежала Архаина:
– Ник, Клин тебя обыскался, что у тебя с мобильником?
– Выключен, я как на спектакль заходил – вырубил его.
– Дуй к Пашке, там какое-то срочное дело, - протарахтела Настя.
***
– И что опять случилось?- с порога начал я.
– Заходи, - Клин отошел от двери, впуская меня в квартиру.
– Все хорошо?
Друг передернул плечами.
– Что-нибудь будешь?
– Нет. Рассказывай.
– Пойдем, - Паша медленными шаркающими шагами направился в сторону спальни.
– А словами не судьба объяснить?
Видимо этот день меня доконал. Злость выплескивалась наружу через слова и поступки. Как яд, у змеи.
– Сейчас увидишь, - пообещал каким-то бесцветным голосом он.
Смирившись с участью, зашел за другом в комнату и присел на диван.
– Вот, - мне на колени упала синяя папка.
Я в недоумении посмотрел на Клина, распахнув ее. Внутри толстой пачкой лежали рисунки. Какие красками, какие карандашом, некоторые ручкой.
– Что это такое?
– Я уже неделю не сплю по ночам. Стоит только закрыть глаза, как вижу всё это, а потом тянет рисовать. Ник это же не нормально. Это может быть дело рук того существа?
– Сомневаюсь, - я взял верхний лист бумаги в руки.
Высокие своды круглой пещеры, сталактиты и сталагмиты, вырост из земли в форме трона.
– Что это? – выдохнул я, хотя прекрасно узнал обстановку. – Где ты это видел?
– Говорю же во сне, - как барану повторил Клинчук.
– А почему ты решил, что это касается меня?