Одержимые сердца
Шрифт:
– А вот и луна, – тихо сказала я, подняв взор в небо.
Луна медленно выскользнула из-за стада темных, почти черных облаков и разлила свой божественный мягкий свет на землю. На Гданьск. На Мартина. На меня.
– Светила бы она вечно, моей благодарности не было бы предела. – Мартин тоже посмотрел на небо. – Какая красавица. Жаль, что неполная.
Мы с минуту молча созерцали бледный лик луны. В эту минуту умерло все: шум, море, люди, музыка. Лишь луна была жива. Ласкала меня, утешала. Будто гладила по щеке и шептала:
Что ж, луна, ты права. Я должна сказать Мартину. Ты дала мне силы.
Я взглянула на брата: он продолжал любоваться луной, и она отражалась в его глазах.
– Мартин, я должна сказать тебе кое-что. – Я тронула его за руку. Он перевел взгляд на меня. – Очень важное. Но это так трудно… Я ношу в себе эту тайну так давно…
– Что? – Он сжал мою ладонь, словно подбадривая меня.
Я открыла рот, чтобы наконец-то избавиться от своей тайны, выплеснуть эту ношу на брата. Поделиться самым сокровенным.
– Ты помнишь, на свадьбе Маришки… Было столько гостей, – тихо начала я.
– Да. Почти все наши.
– И… – Мой язык заплелся, а горло сдавило. – И я хотела переспать с Седриком.
– Только не говори, что ты влюбилась в него, – с полунасмешливой улыбкой бросил Мартин.
– Что? Нет! – Я даже рассмеялась от его догадки. – Но он был так… – Я вздохнула, вспоминая тот момент, когда увидела Седрика в тот день. – Божество на земле. Я захотела его, Мартин, понимаешь? А ведь он – почти мой брат.
– И это тебя смущает? Все восемь лет? – Мартин коротко рассмеялся. Довольно благодушным смехом.
– Но разве это – не верх извращения? – удивилась я его реакции.
Я считала, что он должен отбросить от себя мою руку, вскочить со скамейки и с криком «Мразь!» уйти куда глаза глядят. А он смеялся.
– Милая моя, Седрик – всего лишь брат мужа твоей сестры. И не больше. И, если ты с ним переспишь, никто не посчитает это извращением. И это – тайна века, которую ты мне обещала? – Он все еще посмеивался.
Я не смогла сдержать смех.
Да! Обещала!
Но моя главная тайна осталась при мне.
Я не смогла. Никто не должен знать. Никогда.
– Разве моя тайна не достойна твоего внимания? – иронично улыбнулась я.
Ложь. Отвратительная, гадкая, грязная ложь. Смятение. Стыд.
– Конечно, достойна. Но это нельзя назвать тайной. Но и постыдным тоже. Однажды я захотел Кристину Ванини, и это при том, что она замужем за одним из моих друзей.
– И что?
– И ничего. Я думаю, это было обычной влюбленностью, как было у тебя с Фредриком. А сейчас Кристину я вообще как женщину не воспринимаю. Она – часть Энтони. И все. – Мартин взял мои ладони в свои и с усмешкой взглянул в мое лицо. – Как ты думаешь, мы будем такими же, когда полюбим? Такими, как Маришка и Маркус? Миша и Фредрик? Наши родители?
– Такими же смешными, ты имеешь в виду? – бросила я и вздохнула. – Не знаю… Но я надеюсь, что этот день никогда не наступит. А ты?
– Я столько лет обхожусь без любви, что она перестала быть для меня чем-то возвышенным. – Мартин скорчил гримасу. – Но, как показывает куча примеров, когда-то мы станет сверхчувствительными идиотами. Да простят мне мама и папа.
– Какого ты высокого мнения о Мише и Маришке! – усмехнулась я.
– Ладно, Маришка – образец благоразумия. Но Миша…
– Что Миша? Предупреждаю – не смей говорить плохо о нашей младшей сестренке, обличитель ты эдакий!
– Я и не собираюсь. Но ее поведение вряд ли можно назвать, так сказать, разумным. Если Фредрик решит жить на Марсе – она полетит с ним. Разве это – правильно? Идти на поводу у другого, даже если любишь его. Не могу понять этого.
– Только ты забыл, что Маришке – не двадцать семь, как Мише. Через двести лет Миша будет такой же благоразумной, вот увидишь. Но, надеюсь, не такой ханжой как Маришка. – Я насмешливо усмехнулась.
– Никак не привыкну к тому, что вы так горячо «любите» друг друга, – со смешком сказал мой брат. – Итак, на данный момент в клане Мрочеков остались только три здравомыслящих персоны: я, ты и Мсцислав. Все остальные либо влюблены, либо несчастны, либо замужем или женаты.
Слова Мартина рассмешили меня. Если бы он только знал! Если бы он только знал, что не трое, а двое!
– Голодная? – вдруг спросил Мартин.
– Не прочь выпить вина. Но не больше двадцатишестилетней выдержки, – подмигнула ему я.
– Я знаю прекрасное место. Пойдем.
Мы поднялись со скамейки и направились из старого города в один из неблагополучных районов, где-то на окраине Гданьска.
Мартин был прав. Отличное место для охоты.
В четыре утра мы расстались, сытые и довольные.
Я вернулась в свой номер и, упав в кровать, лихорадочно обдумывала слова Мартина, которые крутились в моей голове, как заевшая пластинка.
«Идти на поводу у другого, даже если любишь его».
Со мной это никогда не случится. Клянусь себе. Пасть так низко могут другие, но не я.
***
– Как насчет караоке-бара?
– Не смеши.
– Я частенько там бываю.
– О, боги, Мартин, у тебя ведь совсем нет слуха.
– Ты ничего не понимаешь в музыке.
– По-моему, в нашей семье умеет петь только Миша.
– И я.
– Как же сильно ты себя любишь.
– Пойдем. Споешь что-нибудь.
– Нет уж, увольте.
– Все, возражения и отказ не принимаются.
– Отцепись уже от меня!
– Боишься публики?
Мартин точно издевался надо мной. Караоке-бар! Спеть! Я даже не помню, когда в последний раз слушала музыку, а он предлагает мне спеть! Хм. В последний раз я пела, когда мне было 7, для бабушки и дедушки. Рождественскую песенку.