Одержимый любовью
Шрифт:
– Я прекрасно помню вашу мать и вашего отца.
– Я как раз отметила свой двадцатый день рождения, когда они погибли. Я помню, как Хардли разбудил меня и сказал, что с экипажем произошел несчастный случай, и что мать с отцом уже не вернутся. Хардли держался изо всех сил, но я знала, что ему больно так же, как и мне. Я все время плакала и никак не могла остановиться. А он просил меня не волноваться, поскольку он всегда будет обо мне заботиться. Я ответила тогда, что знаю об этом, ведь он обязан обо мне заботиться.
В голосе Селии зазвучали хриплые нотки, и Джонас опустил глаза, пока она пристально вглядывалась в портрет. Очевидно, сейчас она вспоминала другие времена.
– И что ответил Хардли?
– Он сказал, что будет заботиться обо мне не потому, что он герцог, а потому что он мой брат, – с улыбкой посмотрела на него Селия, но в глазах у нее блестели слезы.
– Стать герцогом Хардли в таком юном возрасте для любого – огромная ответственность.
– Да. Когда Хардли унаследовал титул, ему исполнилось всего восемнадцать. Он сразу сильно изменился.
– Я помню, – медленно сказал Джонас.
– До этого трагического события его отличала такая жажда жизни! – засмеялась Селия. – Вы помните прием, который Хардли планировал устроить на свое восемнадцатилетие?
Джонас кивнул улыбаясь.
– Хардли заявил матери, что пригласил на неделю нескольких друзей поохотиться. Она попросила список гостей, думая, что под несколькими друзьями Хардли подразумевал человек пять или около того. Когда Хардли передал ей список, она едва не упала в обморок. Я помню, как она спросила у него, остался ли кто-то в Лондоне, кого он не включил в этот список. Хардли на минутку задумался, а потом ответил, что таких нет, но ему надо проверить на всякий случай.
Селия засмеялась. Ее звонкий заразительный смех необъяснимым образом взволновал Джонаса.
– Вы оба были неразлучны, – продолжала Селия, – и мне очень хочется, чтобы так было и впредь.
– Возможно когда-нибудь так и произойдет, – ответил Джонас, хотя знал, что это маловероятно. – Вы готовы ехать? Не стоит сидеть дома, когда на улице такая хорошая погода.
Селия взяла его под руку, и они вышли к открытому экипажу Джонаса. Он помог ей подняться и сесть, а затем мягко щелкнул поводьями.
– Хардли проявлял интерес к кому-нибудь после смерти Мелисент? – поинтересовался Джонас, как только они проехали через широкие ворота, ведущие в Гайд-парк.
– Он все еще боготворит память о ней, – покачала головой Селия, – как будто она была воплощением добродетели.
– А вы не разделяете его мнение? – удивился Джонас.
– Простите, – с выражением искреннего смущения на лице обронила Селия. – Я не предполагала, что мой комментарий произведет такое впечатление. О мертвых нельзя говорить плохо.
– Но вы не считали ее идеальной?
Леди Сесилия замолчала, кивнув в знак приветствия двум молодым дамам, которые ехали им навстречу.
– Идеальных людей не бывает. Просто смерть стирает недостатки и оставляет после себя бессмертие.
– Вам кто-нибудь говорил, какая вы мудрая, леди Сесилия? – удивленно подняв брови, посмотрел на нее Джонас.
– О да, – едва заметно пожав плечами, повертела зонтиком Селия. – Хардли твердит мне об этом постоянно. Только он не называет это мудростью. Он говорит, что это прямолинейность и невоспитанность.
– Он не ценит вашу откровенность? – улыбнулся Джонас.
– Господи, ну конечно, нет. Он же обидчивый. До того, как Хардли стал герцогом, он был гораздо более восприимчивым и уравновешенным. Если помните, у него даже чувство юмора присутствовало.
– Ну, это потому что тогда у него не было такой ответственности, – рассмеялся Хейвуд.
– А вы по-прежнему остаетесь его защитником, да?
– По-прежнему?
Селия опустила зонтик и подставила лицо лучам солнца.
– Вы всегда видели в Хардли только лучшее и не замечали его недостатков. Вы даже позволили ему обвинять себя в смерти Мелисент.
– А разве вы не считаете, – у Джонаса перехватило дыхание, – что я в некоторой степени был за это в ответе?
– Нет, я так не считаю. Ответственности за это не несет никто, кроме самой Мелисент.
Джонас откинулся на спинку сиденья и впервые за долгое время позволил себе вздохнуть свободно. Селия действовала на него, как успокоительный бальзам, удалявший из израненной души острые осколки вины и сожаления, долгое время изводившие его.
– В какую удивительную женщину вы превратились.
Джонас посмотрел на Селию и с удовольствием отметил, как ее щеки заливает нежный румянец. У него сложилось впечатление, что она не слишком привыкла к комплиментам, и задумался о причине этого.
Селия отвернулась и, посмотрев на дорожку впереди, нахмурилась.
– Сюда едут леди Кушен и ее дочь Шарлин. Мне очень жаль, но сегодня к вечеру все общество будет знать, что вы пригласили меня на прогулку.
– Вас это беспокоит?
– Нет. Просто я боюсь, что в вашем приглашении они прочтут намного больше ваших истинных намерений.
– Меня это не обеспокоит, если и вы тоже пообещаете не беспокоиться.
Джонас видел, что она собирается что-то сказать в ответ, но у нее не оказалось такой возможности. Он остановил экипаж, как только другой экипаж поравнялся с ними и притормозил.
– Сесилия, моя дорогая, – первой заговорила леди Кушен. – Какой приятный сюрприз!
– Леди Кушен. Шарлин. Решили прогуляться и насладиться этим сказочным днем?
– Да-да, – откликнулась Шарлин. – Я сказала матери, что погода сегодня очаровательная, грех оставаться дома.