Одержимый магией
Шрифт:
— По крайней мере, он успел внести мое имя в список кандидатов, прежде чем заняться более важными делами.
— Ну, положим, не совсем бескорыстно, — ответил Нарф, — я немного завидую тебе, тому, что ты обретешь в ходе посвящения.
— Как это?
— Разве ты не знаешь?
Поль покачал головой.
— Одержимые Магией, особенно те, что прошли посвящение, — объяснил Нарф, — почти все без исключения становятся наиболее могущественными колдунами. Самыми сильными и влиятельными. Конечно, их не так много. Именно поэтому Ибал хотел бы, чтобы ты запомнил его, остался признательным и благодарным.
— Будь я проклят! — в сердцах сказал Поль.
— Ты действительно ничего не знал?
— Абсолютно ничего. Послушай, это что-нибудь значит? Меня очень удивило стремление
Нарф рассмеялся.
— Полагаю, ему ненавистна сама мысль, что противоположная сторона получит достойное пополнение.
— Ты что имеешь в виду?
— О! Я не так много знаю о нем, но ходят сплетни, что Ларик такой лилейно-белый, что все свободное время ненавидит противоположный лагерь. Полагают, что он большой мастер своего рода — в сугубо технических аспектах.
— Я уже устал от неверных суждений, — произнес Поль, — кажется, это будет преследовать меня всю жизнь.
— Лучше со всем примириться.
— Я не думаю, что посвящение пройдет не по плану.
— Нет, я уверен, что он все хорошо подготовил. Белые, как правило, очень аккуратны и дотошны.
Поль улыбнулся в ответ. Он настроил свое внутреннее зрение и оглянулся на силовой конус. Пирамида заметно подросла. Он отвернулся и зашагал к облакам, окутавшим гору. Балкин был окружен таинственным сиянием. Он молча ожидал их.
Глава 6
Поль сидел на широкой плите около входа в пещеру на западном склоне горы. Он прикончил хлеб и допил оставшуюся воду. Последние солнечные блики тонули в бездонной тьме ночи. Они поднялись почти на три четверти и сделали лишь один короткий привал за время пути. Ноги Поля слегка дрожали и ныли. Он представил как болят стертые ноги у других кандидатов.
Небо юго-запада окрасилось яркими всполохами. Пронизывающий ветер, сопровождавший их во время подъема, взвыл в сильном порыве и просвистел над головой. Поль напряг внутреннее зрение и поразился, весь Балкин был охвачен голубым сиянием. Он хотел было сказать об этом Нарфу, но Ларик поднялся и откашлялся.
— Теперь все. Оденьте мантии поверх одежды и постройтесь у входа, — сказал он, — здесь совсем недалеко идти до первой станции. Я покажу дорогу. По дороге не разговаривать и вообще никаких разговоров, пока вас не попросят отвечать на вопросы.
Они развязали узел с белыми одеждами и начали одевать мантии.
— …Любые видения или превращения, которые вы увидите — вместе с изменениями в сознании — все это лишь иллюзии, не принимайте их на веру и не поддавайтесь их влиянию. Любые превращения с вами кончатся к концу ночи.
Они выстроились в шеренгу за ним.
— У вас есть последняя возможность, чтобы задать последние вопросы.
Вопросов не было.
— Очень хорошо.
Ларик осторожно двинулся в глубь пещеры. Поль шел в середине цепочки претендентов. Его зрение приобрело обычный ракурс. Голубое свечение немного ослабело, но не исчезало. Узкая пещера с высокими сводами, в которую они вошли, пульсировала как и наружные склоны горы; ее стены изливали вполне достаточное, а иногда и сверхдостаточное, количество света, облегчая их путь. По мере продвижения в глубь, сияние и переливы света усилились. Стены и своды пещеры сверкали яркими огнями и тонули в них, исчезая из вида. Казалось, что они шли вдоль сказочной, залитой сиянием, авеню, соединяющей рай и ад. Все выглядело загадочным и нереальным.
До них долетел отдаленный грохот грозового раската, когда они свернули влево, затем их путь повернул на право, и начался медленный подъем. Подъем становился все круче. Временами попадались места с некоторым подобием ступенек. Лишь истертость пола свидетельствовала о том, что все это сделано руками человека.
Новый поворот, крутизна подъема все нарастала. Внезапно его руки нащупали тяжелые путеводные веревки. Сначала претенденты с отвращением держались за них. Перемещение рук по веревке было равносильно хватанию за прыгающее пламя, однако, пройдя еще не много, у них не осталось иного выхода. Помещение не было влажным; но Поль почувствовал как вспотели его ладони, потом уловил слабую пульсацию
Внезапно они вышли в грот. Здесь веревки-перила обрывались. Пол площадки, где они остановились, был почти ровным. Перед ними раскинулся огромный круглый бассейн, заполненный кипящим белым светом, будто подсветка шла откуда-то снизу. Над ним, словно сосульки на солнце, переливались и сверкали сталактиты. Лишь узкий краешек окаймлял эту сверкающую емкость, наполненную неподвижной жидкостью. Ларик указал им на кромку. Они осторожно разбрелись по кругу, повернувшись спинами к стенам. Поль почувствовал шершавость и холод камня. Спустя несколько минут, Ларик начал им петь. Он предлагал им остановиться или пройти дальше, пока все они не распределились согласно плану, известному только ему. Затем он выдвинулся на кромку длинной отмели, откуда он продолжал руководить ими, и посмотрел вниз, на излучающую сияние воду. Кандидаты последовали его примеру.
Сначала свет ослепил Поля, затем его глаза привыкли к ослепительному блеску и стали отражать зеркальные блики. Неровности сводов крыши предстали перед ним сказочным, фантастическим ландшафтом. Внезапно он увидел в отражении свои собственные глаза и осторожно заглянул в них. С зеркальной глади на него смотрел незнакомец — он забыл о своей маскировке — со смуглым, почти коричневым лицом и уродливым шрамом на левой щеке.
Внезапно его отражение растаяло, вместо него появился настоящий образ его лица — худощавое, с тонкими губами, высоким лбом — белая прядь разделила его черные локоны на двое. Он попытался поднять руку и дотронуться до лица. Он хотел убедиться, что эта странная навязчивая летаргия, полная неясных, тусклых образов, происходит лишь в голове. Его рука лишь слабо дернулась, Поль утратил всякую волю и не делал больше попыток пошевелиться. В его мозг ворвался голос, произносящий слова, которые он недавно заучивал. Это был Ларик, когда он закончил речь, эти слова должны быть повторены первым кандидатом, стоящим на дальней стороне бассейна. Слова эхом отражались от стен и, словно молот, колотили у него в голове. Его ноздри защекотал слабый, едва уловимый, сладкий запах. Следующий кандидат принял эстафету и начал повторять те же слова. Где-то в самой глубине мозга Поля шевельнулась мысль, что когда дойдет его очередь, он тоже будет должен произнести эти слова. Ему показалось, что кто-то внутри его уже говорит их. Он ощутил себя вне пространства и времени. Время остановилось, все исчезло, растворилось, кроме яркого света и отражения. Слова клятвы колоколом звучали в его мозгу, пробуждая глубинные струны его «я», прокатываясь по самым дальним закоулкам его сознания. Он увидел как улыбнулось, затем рассмеялось его отражение. Хотя на своем лице он не почувствовал никакого движения. Он снова вгляделся в воду, теперь изображение зарябило и раздвоилось. Будто бы он вдруг обрел две головы — одна продолжала смеяться и дразнить его, другая, наоборот, имела хмурый, удручающе печальный вид. Оба лика медленно развернулись и посмотрели друг на друга. Его раздирали странные чувства. Он не мог сказать, как долго продолжалась в нем борьба эмоций, так как неотрывно следил за теми двумя, которые были разными прототипами одного. В его мозгу слабо шевельнулась мысль о помешательстве, затем появилось неясное чувство полной бессмыслицы.
Наконец до него дошло, что он говорит. Очередь подошла к нему и он начал свою партию по кругу, даже не осознав этого. Слова клокотали и вибрировали в нем, а все окружающее казалось причудливо изменившимся, оно как бы отдалилось от него. Свет под его ногами засиял еще ярче. Бесчисленные отражения, заполнявшие бассейн, вдруг искривились и сами собой начали сворачиваться. Два его лика слились воедино, обрели серьезность его собственного лица. Внутри него появилось чувство оживления, оно разрасталось; народившаяся веселость постепенно стала вытеснять прежнее чувство неправильности и бессмыслицы. Когда он произносил заключительные слова, ему показалось, что его голова заполнена светом.