Одержимый
Шрифт:
— Насколько я понимаю, домой тебя подвозить не надо? — спрашивает она.
— Нет, спасибо, — отвечаю я и начинаю объяснять, что должен сначала вернуть автомобиль хозяевам. Но позади меня уже материализовалось более наглядное объяснение.
— Семь тысяч, — говорит Лора, засовывая в мой пакет еще пять увесистых пачек и несколько отдельных пятидесятифунтовых бумажек. — Хотя лично я считаю, что лучше бы нам спустить их за уик-энд на Багамах… Ой, здравствуйте!
— Здравствуйте, — отвечает ей Кейт.
Пауза.
— Ну почему, как ни придете в банк, перед вами в очереди обязательно оказывается какая-нибудь старушка, которая вносит на счет свои сбережения пятерками? — жалуется Лора шутливым тоном.
Кейт ничего на это не отвечает. Несколько секунд она просто стоит, не зная, что делать. А затем уходит. Я бегу за ней.
— Послушай, — говорю я, — я скоро вернусь… Мне только надо… — И я показываю ей сумку, но Кейт ее не видит, потому что идет быстрым шагом, не останавливаясь и не оборачиваясь.
1565 год. Отчаяние, страдания и гнев… Да, они вот-вот выльются в кризис.
— Прости, — смиренно просит Лора, когда я к ней возвращаюсь, — надо было мне сначала осмотреться.
— Нет-нет, что ты, — галантно отвечаю я. — Это я виноват, не переживай.
— Ты не сказал ей про деньги?
— Нет.
— Вот черт!
Да уж, действительно. Но я ведь и Лоре не сказал о деньгах Кейт. Я сам про себя чертыхаюсь.
— И это была шутка, — говорит Лора.
— Ты о чем?
— О Багамах.
— Я понимаю.
— Она ведь не подумала?..
— Очень возможно. У нас с ней была размолвка.
Мы вместе направляемся к стоянке.
— Это из-за меня? — тихо спрашивает она.
— И из-за тебя тоже.
— Но это же глупо!
— Согласен.
— Ведь ничего не было.
— Не было.
Мы неловко забираемся в «лендровер».
— Высади меня там, где и подобрал, — говорит она. — И больше ты меня не увидишь.
— Спасибо, — говорю я.
Она обиженно смеется.
— Спасибо за деньги, — объясняю я.
— Не увидишь, если не захочешь.
— Конечно, захочу, что ты. И обязательно отдам деньги, как только смогу.
— Непременно, — говорит она, но не спрашивает, когда я это сделаю.
По дороге в Апвуд мы не произносим ни слова. И правда, когда я смогу с ней расплатиться? Как только завершится процесс идентификации моей картины. Пока мы едем, я пытаюсь прикинуть время, которое могу на это потратить; нельзя заставлять Кейт и Лору ждать только потому, что мне нужно соблюсти какие-то приличия, как это планировалось изначально.
— Думаю, что смогу вернуть деньги месяца через два, — говорю я Лоре. — Это нормально?
— Не бойся, я не стану докучать звонками и письмами.
— Спасибо, — снова говорю я. Потому что больше ничего придумать не в состоянии.
Она смотрит на меня.
— Ты не думай, я понимаю, как
— Да уж. Но не переживай. У меня все будет в порядке. Спасибо.
— Только бы ты не благодарил меня через каждые пять минут.
Я останавливаюсь перед поворотом к Апвуду.
— Дай мне минут двадцать, прежде чем появишься, — говорю я Лоре. — А то вдруг он сопоставит одно с другим? Хотя к тому моменту я с ним, скорее всего, закончу.
— Даю тебе десять минут, — говорит она, выбираясь из машины. — Не могу же я слоняться здесь вечно. Даже ради тебя.
— Пятнадцать, — делаю я контрпредложение. Все мои прежние мечты о поиске высшей истины превратились в жизнь мелкого лавочника, который бесконечно с кем-то торгуется.
— Хорошо, тогда я выкурю сигарету, — с вызовом сообщает она, закрывая дверцу. Затем снова ее открывает, роется в своей сумке и бросает в салон смятую пачку. — Нет, не стану я курить, — говорит она. Но вид у нее унылый, под стать моему.
Я еду дальше, мимо знака «Проход воспрещен», не забыв предусмотрительно спрятать брошенную Лорой пачку в карман. Еще немного. До захода солнца все должно кончиться.
Да, но солнце пока над горизонтом. Теплый весенний день склоняется к вечеру. И путь мой лежит вниз по зеленым склонам холма к беззаботному синему городу на берегу моря, где меня ждет готовый к отплытию парусник.
Я буду там до захода солнца.
КОНЕЦ ИГРЫ
Когда я стучу в массивную дверь и в доме начинают лаять собаки, мое настроение улучшается. Такое ощущение, что я только что прошел очень трудный ритуал инициации, который подтвердил, что я способен иметь дело с настоящим искусством. Я пережил все степени унижения, и испытания только закалили меня. Я закатал штанину на правой ноге, я выпил зараз положенный новичку галлон пива. Мне брили голову, мне полосовали кожу, и я отстоял ночь в Часовне Страха. И теперь я стучу в ворота храма, чтобы потребовать награду.
— Деньги при вас? — нетерпеливо спрашивает Тони, даже не дождавшись, когда дверь откроется настолько, чтобы в щель могли протиснуться собаки. Я показываю ему пакет. Тони улыбается:
— «Сейнсбери»! Отлично! У них там только лучшее!
Собаки униженно падают передо мной ниц. Сегодня мы здесь желанные гости, мой пакет и я.
Он проводит меня в комнату с потертым ковром и разваливающимся диваном, где мы побывали с Кейт в первый наш вечер в Апвуде. Я вынимаю из пакета восемьдесят четыре пачки и еще семнадцать отдельных бумажек и раскладываю их на длинном столе позади дивана, пока Тони наполняет бокалы уцененным аперитивом. Мы сделали полный круг и вернулись к тому, с чего начинали.