Одесса-мама книга 2
Шрифт:
Я подошёл к коллеге, когда он медленно опустился на стул и полез в выдвижной ящик стола.
— Есть вопрос…
— Гриша, давай потом. Честное слово — некогда! — жалобным голосом попросил он.
— Да я ж тебе помочь хочу.
— Интересно — как? — без особого энтузиазма отозвался Ахметджанов.
— Помнишь, ты рассказывал, про Кольку Золотого Зуба… Ну, что у него были какие-то трения с конкурирующей организацией и что на разборки с ним противоположная сторона прислала броневик с пулемётом?
— Ну помню, а что? — по-прежнему безжизненно
— Ты собирался ещё к военным съездить, разобраться, кто это такой добрый подогнал броневик бандитам… — продолжал напоминать об этой истории я. — Съездил?
— Ну…
— Что — ну? — флегматизм Ахметджанова начала и меня утомлять.
— Ну, значит — не фонтан…
— Что?! — мои глаза округлились.
За время нахождения в этом времени я привык «фильтровать базар», и, если какие-то жаргонные словечки и вырывались порой в порыве чувств, то, насколько я помню, именно этого выражения я ещё не использовал.
Рома Савиных, дотоле не вмешивавшийся в наш разговор, пояснил:
— Ты не здешний, поэтому не знаешь: «не фонтан» — это вроде как так себе, не очень. У нас давно говорят, когда что-то не лучшего качества…
— Вот как, — удивился я.
Мне прежде казалось, что это выражение родом из моего будущего. И, признаюсь, я был порядком удивлён, услышав его в устах одесского опера начала двадцатых прошлого века.
Савиных продолжил ликбез:
— В Одессе долго не было водопровода, и биндюжники возили воду из подземных источников. Самая лучшая была в «Фонтанах». Ну и потом, когда водопровод построили, люди сравнивали его с прежней, привозной, и говорили — «это не фонтан»…
— Буду знать.
Я вернулся к Ахметджанову:
— Так что военные-то сказали?
— Сказали, что все броневики на месте, в частях…
— Точно все?
— Да точно!
— И никому в аренду не отдавали?
Он замер.
— Погоди! Я об этом, пожалуй, и не подумал… Позвоню в штаб, узнаю!
Он взялся за телефонный аппарат.
— Алло, барышня… Соедините меня…
Я сел напротив и принялся ждать.
Минут через десять, Ахметджанов закончил переговоры.
— Такое дело — оказывается, один броневик они сдали в аренду киношникам на студию. Какая-то новая революционная фильма снимается.
— Броневик им вернули?
— Пока нет. Он в аренде до конца месяца.
Вот и повод наведаться на киностудию.
— Собирайся, Ахметджанов…
— Куда?
— Ну как — куда? На встречу с работниками важнейшего из искусств — кино.
Ещё во времена моего детства многие кинотеатры украшала табличка с цитатой из Ильича «Важнейшим из искусств для нас является кино». Только спустя много лет я узнал, что в действительности это выражение появилось с лёгкой руки товарища Луначарского, который в одной из своих статей упомянул, дескать в одном из разговоров с Лениным, тот отметил важность кинематографа. А потом пошло и поехало…
Ну, а мы поехали на Одесскую киностудию.
У меня уже давно не было трепетного отношения к фильмоделам, я в курсе, что это коллективный и очень непростой процесс, что шедевры зачастую рождаются не благодаря, а вопреки, ну, а актёры, несмотря на звёздный статус некоторых из них, отнюдь не являются мерилом тонкого ума и нравственной чистоты.
Вдобавок, ещё в Ростове я обезвредил целую банду, орудовавшую под видом киношников…
И, несмотря на всё это, включая откровенный цинизм некоторых деятелей культуры, я испытывал эмоциональный прилив, когда мы подъехали к воротам киностудии.
Вернее, самих лавных ворот с колонами и львами ещё не было: нас встречала кирпичная кладка в строительных лесах, сама же работа шла ни шатко ни валко. Несколько рабочих неспешно возводили кладку и лениво размешивали раствор.
Такое ощущение, что платили им не за результат, а за потраченное время.
Зато был виден высокий стеклянный павильон, в декорациях которого и творилось чарующее таинство кино. Размах строения впечатлял. При желании там можно было снимать хоть «Титаник».
Ну, а директор студии, к которому мы направлялись с вполне официальным визитом, занимал солидный кабинет в двухэтажном особняке с лепниной и облупившейся штукатуркой.
Пока шли по коридору, то и дело натыкались на заинтересованные взгляды встречных, преимущественно бойких молодых людей в щегольских костюмах, или очаровательных и при этом ярко-накрашенных женщин.
На стенах в рамках висели фотопортреты «звёзд». Один из них сходу привлёк моё внимание, но я решил рассмотреть его получше чуть погодя.
На нём был изображён актёр в незабвенном образе батьки Махно, и я сразу понял, что двигаюсь в правильно направлении.
Директор, то есть — заведующий Одесской кинофабрикой Яков Абрамович Корн, оказался невысоким худощавым мужчиной лет сорока с острым выразительным лицом, густыми чёрными бровями и большими залысинами, обрамлёнными рано поседевшими волосами цвета вороньего крыла.
Несмотря на откровенно замороченный вид, чувствовалось, что в нём буквально кипит энергия, перехлёстывая через край.
— Вы с уголовного розыска! — обрадованно протянул он. — А ведь я давно вас ждал.
— Неужели? — удивлённо произнёс Ахметджанов.
— Да-да! Уже третью неделю! Я имел честь разговаривать с вашим непосредственным начальником товарищем Барышевым, и он обещал со своей стороны всяческое содействие…
— Содействие в чём? — по-прежнему не понимали ни мой коллега, ни я.
— Как в чём! У нас в планах на этот и будущий год стоит фильма «Беня Крик» по мотивам произведений Бабеля! Не просто рядовая фильма, наподобие американских боевичков, нет, это будет киноповесть в шести частях! Вы читали Бабеля?
— Нет, — признался слегка ошалевший от напора киношника Ахметджанов.
— Я читал, — сказал я.
Правда, случилось это довольно давно, и не могу сказать, что остался под большим впечатлением. Похоже, Исаак Бабель — просто не мой автор.
Корн ободряюще кивнул в мою сторону.