Один из… Дилогия
Шрифт:
Дорман вновь взялся за терминал и вывел на него первую, большую группу. Вгляделся в портреты, отсортировал по величине выборки, снова вгляделся. В самом верху списка он обратил внимание на черноволосую девицу редкой и волевой красоты и открыл ее досье. Вчитавшись, присвистнул, и было от чего! Ее следы тянутся далеко в двадцатый век, почти в самое начало. Он теперь знал, что по выявленным корреляциям проводились целые операции по изъятию материальных доказательств, которые и позволили хоть как-то проследить судьбу этих таинственных людей. Увидев прикрепленные изображения, он открыл самую старую картинку, оказавшуюся старинной цирковой афишей. На фоне обычной мишуры и барабанщиц-мажореток на широченной трапеции изящно парила… она! Несмотря на забавную стрижку той эпохи и совершенно непрактичный с сегодняшней точки зрения костюм, сомнений быть не могло, на цирковой афише красовалась та самая девица. Архаичная надпись гласила, что «сегодня и ежедневно» с нами акробатка на трапеции некая Альбина, и больше никаких подробностей. Афиша датирована 1925 годом и добыта в городе-герое Одессе в архиве какого-то древнего старца вместе с двумя фотографиями, на которых уже более крупным планом позировала та самая Альбина. Видимо, предок старичка был без ума от этой черноволосой фурии и даже, возможно, на что-то рассчитывал! Какая ирония! Сто тридцать лет спустя от этого человека уже и костей не осталось, а Альбина не просто жива, но и выглядит почти так же! Пояснение гласило, что на одной из фотографий с обратной стороны карандашом были нацарапаны едва видимые цифры:
1907–1927
Дорман снова вгляделся в фотографии, отсканированные с избыточным разрешением. Карточки оказались весьма качественными для того времени, и сохранились неплохо. Видимо, неизвестный поклонник очень бережно их хранил. Здесь эта Альбина выглядела немного моложе, чем на более поздних снимках, и выражение ее лица было несколько иным, словно эта двадцатилетняя девушка еще не знала, что ей предстоит в будущем. Если принять 1927-й как официальный год ее смерти, то можно предположить, что именно в этом году ее судьба переменилась, и она вошла в группу избранных.
Адмирал пролистал редкие свидетельства более поздних времен, пока не добрался до 30-х годов текущего, XXI века. Здесь его внимание привлек список корреляций, где одна из перекрестных ссылок вела на страничку с досье Ивана Родина. Бесстрастный статистический анализ показывал, что в течение нескольких лет эта парочка проводила вместе намного больше времени, чем вычисленная усредненная величина.
— Думаешь, мы можем как-то это использовать? — неожиданно спросил бесшумно подкравшийся с чашкой кофе Ник. — Между ними явно что-то было, но потом они, скорее всего, расстались. Как ни глупо это звучит, но этот недолгий роман может быть одной из причин, по которым Иван покинул теплую компанию и начал действовать в одиночку.
— Ревность? — предположил Дорман. — Желание завоевать ее снова, произвести впечатление?
— Скорее, желание оградить от какой-то опасности, — не согласился Ник. — Хоть он вдвое моложе этой Альбины, но ему же 85 лет, не забывай! Он вряд ли станет действовать, руководствуясь гормональными позывами. Короче, мы все равно ни черта не знаем.
Дорман кивнул, признавая правоту коллеги. Подумав, он без спроса скачал оба досье на свой планшет, чтобы просмотреть их еще раз и все хорошенько обдумать. Возможно, это парочка играет ключевую роль во всей этой истории. Ник, конечно, совершенно прав, прав во всем! И самая главная мысль, которая не дает покоя, это ожидание чего-то грандиозного и опасного. Того, что изменит правила игры и даст, наконец, шанс представителям второй в мире державы перейти от созерцания к активным действиям…
Луна 1965 (2/2)
Четырехколесная тележка была загружена уже на треть, но при этом все равно оставалась довольно легкой. Пустая, она весила на Земле всего двадцать пять кило, и это при размере с крышку письменного стола, а на Луне это вообще несерьезный вес. Но «коляска», называли ее космонавты, устроена чуть сложнее, чем может показаться. У нее нет двигателя, но зато есть простые механические тормоза на всех четырех колесах. Когда конструкция стоит неподвижно, тормоза всегда зажаты. Если же взяться за ручку и толкать «коляску» перед собой, тормоза сами собой отпускаются. Никакой электрики или пневматики, только пружинки и тросики, просто и гениально. Куда-нибудь укатиться такая телега сама по себе не в состоянии, что в условиях лунного ландшафта архиважно. На крайний случай, предусмотрена ручная разблокировка каждого колеса в отдельности.
Но приборный отсек на «коляске» все же есть, хоть и небольшой. Из приборов там всего лишь аккумулятор с радиатором, миниатюрный гирокомпас и одометр, и этого примитивного набора должно хватить для примерной ориентации на местности. Также, в качестве «попутного» груза имелись два небольших аварийных баллона на 10 минут жизни и двухметровая «пуповина», позволяющая соединить системы охлаждения двух скафандров на случай неполадок в одном из них. Оставшееся место разделено на вместительные ячейки, закрывающиеся сетчатыми крышками.
— Леша, клади мешок в дальнюю ячейку, — подсказал Гагарин. — Будем равномерно загружать.
— Ну и как вам Русалка? — почти всерьез спросили с Земли.
— Очень симпатичная самка кратера, — со смешком отозвался Леонов. — Очень напоминает нашу любимую Клумбу, только совсем юная. Края ровные и четкие, дно глубже и почти коническое. На дне много кратеров и что-то вроде поперечной борозды, но она почти вся в тени, плохо видно. Юра все отснял.
— Заря, образцы упакованы, — взял слово командир. — Готовы двигаться на юг.
— Кедры, вам дается разрешение, — после небольшого размышления скомандовали с Земли. Будьте очень осторожны и не упустите ЛКП.
ЛКП, или Лунная Колесная Платформа, как она официально называлась, позволяла космонавтам передвигаться почти налегке, если не считать камер, с которыми Гагарин и Леонов не расставались. Это сильно облегчало передвижение, а толкать перед собой легкую «коляску» было довольно просто. Они прошли уже почти два километра, но даже не думали останавливаться и «отдыхали» только во время сбора образцов и фотосъемки. Двигаясь по компасу строго на юг, они вскоре вплотную подошли к верхней точке вала, где до внутреннего склона оставалось не более пятидесяти метров.
— Стоп, дальше не едем, — решил командир и аккуратно «припарковал» тележку. — Заря, мы оставляем ЛКП и дальше пойдем сами. На одометре 486 метров от предыдущей точки.
Они навьючили на себя мешки с инструментами и с предельной осторожностью двинулись к краю кратера Брюс.
— Интересно, — заметил бортинженер. — Ведь края как такового и нет. Словно взбираешься на сопку, а потом плавно идешь вниз. А дальше идет просто очень длинный и пологий спуск.
— Но все равно, красотища! — эмоционально воскликнул Гагарин. — Спуск идет небольшими уступами, или террасами, но там нет никаких крутых склонов.
— У Русалки и то бока круче, — двусмысленно оценил Леонов, но сам не заметил, что сказал. — Мы без проблем сможем пройти по склону, если захотим.
— Пожалуйста, не пробуйте, — всерьез предостерегла Заря. — Вы видите оттуда Кучу-малу?
— Отлично видим, до нее меньше ста метров, если идти вправо по вершине вала, — доложил глазастый бортинженер.
— Но пока мы не отснимем здесь панораму, как написано в программе, с места не сдвинемся, — усмехнулся Гагарин.