Один из… Дилогия
Шрифт:
— Но в нашей машине мы эту память использовать не будем, — закончил общую мысль Старос.
— Минуточку, — недовольно вмешался Шокин, — Филипп Георгиевич, потрудитесь объяснить этот момент. Что это значит?
— Я еще раз дам слово товарищу Гуревичу, — ответил Старос и добавил: — Матвей, расскажи про вашу новинку.
Инженер вытащил из невзрачной картонной коробки какую-то непривычную, но на удивление простую конструкцию, представлявшую собой широкую полиэтиленовую ленту, в которую были впаяны ряды проводов и изогнутый параллельными рядами кабель со спиралевидной металлической намоткой.
— Филиппу Георгиевичу пришла в голову идея… — начал было Матвей, но под строгим взглядом шефа слегка осекся. — В общем, этот медный кабель с обмоткой из железо-никелевого сплава действует так же, как матрица из ферритовых колец, являясь по сути тем же самым. Поперек идут медные шины с маленькими постоянными магнитами. Все это запаяно в полимерную ленту и позволяет наращивать объем памяти, просто добавляя новые слои. А самое главное…
— Можно параллельно считывать данные с кабеля на одной шине! — воскликнул Старос, в волнении прервав доклад инженера. — Вы не представляете, как это все упростит!
— А вы нам объясните, насколько сильно, — мягко потребовал Устинов, не привыкший к такого рода абстракциям. — Памяти можно будет поставить больше?
— Это само собой, — ответил Старос, — но и все остальное станет легче, намного компактнее. Уберутся провода запрета, меньше служебной логики. Увеличится скорость доступа к памяти. Это прорыв!
Старос ничуть не приувеличивал. Любой инженер-электронщик конца 60-х или начала 70-х годов без труда узнал бы в этом устройстве модуль памяти на основе твистор-кабеля, изобретение гениального Эндрю Бобека из Bell Labs. Но здесь и сейчас это была его, Староса, идея, которую он совершенно неожиданно предложил проверить Гуревичу и его ассистенту Шендеровичу, чем вогнал молодых специалистов в полнейший ступор. Идея была столь проста, что даже удивительно, что еще много лет она никому не приходила в голову.
Для самого Староса проблема была только в самом источнике его «озарения». Его рациональный американский ум, еще не успевший пропитаться русской бесшабашностью и фатализмом, просто отказывался верить в вещие сны как источник вдохновения, пока три бессонных ночи спустя усталая и небритая парочка не представила ему вполне рабочий образец. И лишь тогда он, наконец, поверил.
— Ну что же, поздравлю вас, Филипп Георгиевич, — искренне улыбнулся Шокин после минутной паузы, — Вы и ваши сотрудники прекрасно потрудились. Но, как вы понимаете, все еще впереди. Вот товарищи Королев и Устинов — люди заинтересованные, но не будем забывать и про народное хозяйство в целом. Значит, так! — он сделал знак, и один из сопровождающих отдал ему в руки пухлую папку. Шокин достал первый лист, положил на ближайший стол и размашисто подписал. Это было постановление Министерства о создании на базе лаборатории нового КБ с совсем другим бюджетом и возможностями и переводу в подчинение новому суперинституту — НИИРЭ. Согласно этой бумаге, новоиспеченному КБ-2 предстоял переезд в левое крыло огромного здания на пересечении Московского и Ленинградского проспектов, что само по себе было шоком для нынешних обитателей скромного заводского чердака.[33]
Продолжая свою неожиданную прогулку, Старос усмехнулся, вспоминая, как Шокин подобно фокуснику доставал и подписывал одну бумагу за другой: указ о создании Госкомитета по электронике, указ о включении в цепочку кооперации Ленинградского Ферритового Завода (ЛФЗ), завода «Прогресс» и других, об изменении штатов и окладов, и много чего другого. Неплохое шоу, пусть и заранее подготовленное. Но зато теперь все присутствующие до конца жизни будут знать, что были свидетелями рождения целой эпохи в советской и мировой радиоэлектронике!
Но как же странно думать в этих новых терминах, взявшихся непонятно откуда! Называть двоичный разряд «битом» — это, конечно, удобно и для англоязычного человека даже вполне логично. А вот почему восемь разрядов — это «байт»? Загадка. Однако, словечко прижилось, и «старосята»[34] теперь вовсю щеголяют «байтами», «килобайтами» и остающимися пока в мечтах «мегабайтами». При гостях, впрочем, никто не решился употребить новые термины, но в самом конце встречи этот загадочный человек с фамилией Королев вдруг спросил, сколько памяти будет отведено под команды и сколько под данные. На это Старос ответил, что поскольку их «новая» память намного проще и технологичнее, то они решили пойти дальше и вовсе не разделять адресное пространство команд и данных. То есть, будет доступно примерно 32 тысячи слов, 16-разрядных. Разумеется, часть памяти с базовыми управляющими программами будет запрещена для записи.
— Шестьдесят четыре килобайта — это серьезно, — пробормотал Королев знакомые слова, что шокировало Староса до глубины души. Он даже немного замешкался, но Берг его выручил.
— Мы не всегда можем обойтись только выводом управляющих сигналов или распечаткой на бумаге. Мы хотим поставить один или несколько рядов… семисегментных индикаторов. — Сделав паузу, он важно добавил: — Такое еще никто не делал, но прототип высоковольтного устройства у нас уже есть. И поскольку мы сильно сэкономим в схемах памяти… Думаю, проблем не будет.
Это он, конечно, поспешил, подумал про себя Филипп Георгиевич, вспомнив огромные россыпи дискретных элементов, которые еще предстояло собрать в единое целое. Хотя, в последнее время он узнал много нового о построении подобных схем. Так много, что его сотрудники просто диву давались, откуда у их шефа брались такие озарения и в таком количестве. Впрочем, все эти идеи моментально подхватывались его жадными до новинок сотрудниками, препарировались и, как вскоре выяснялось, неплохо работали на практике. А поскольку практика была в их деле единственным критерием истины, его авторитет рос не по дням, а по часам.
Во время демонстрации работающего прототипа арифметического устройства Старос не преминул порадовать Шокина известием о том, что нашелся неплохой способ пустить в дело огромные залежи нискочастотных германиевых триодов,[35] наработанных промышленностью. Новые решения открывали массу возможностей и содержало в себе несколько принципиальных прорывов в технологии проектирования подобных схем.
Королев спросил про массу готового изделия, хотя бы приблизительно, и Старос назвал максимум — пятьдесят килограммов. Возможно, снизим до тридцати.
— Ну что, Сергей Павлович, — иронично спросил Устинов. — Влезет этот «чудо-ящик» в ваше изделие?
— А куда он денется, Дмитрий Федорович, — довольно ответил Королев, поглаживая бок «железяки». — Сам понимаешь, если в наше влезет, то в ваше и подавно. Вам-то в один конец.
Вот тут-то Старос и понял, что за «изделие» имелось в виду и что за человек этот Королев. Давно ходят слухи о реальных «отцах» советских ракет, и тут вдруг такие гости! Наверняка, это один из главных «ракетных начальников», если не самый главный.