Один из леса. Часть 2
Шрифт:
что-то совместное? Неожиданный и тревожный союз, который может сильно усложнить мне
все дело.
– Так, братцы-кролики… – пробормотал я, наблюдая за лагерем. – Если здесь у вас
место встречи и вы сразу собираетесь ехать дальше, то зачем палатка?
Боров с Рыбой как раз закончили с ней и занялись костром. Это могло означать только
одно: перед переходом через реку Зверобой затеял продолжительную стоянку. Может, ему с
армейцами нужно «многое перетереть».
этом месте переночевать, а иначе бессмысленно возиться.
Еще некоторое время я наблюдал, усиленно размышляя, затем опустил бинокль и
поспешил к байку.
Когда топливо закончится и я не смогу достать новое, – а достать его негде, в
Мичуринске-2 ничего такого нет – мне останется только помахать рукой вслед уезжающим
бандитам с присоединившейся к ним компанией да пустить скупую мужскую слезу. Я их
упущу, потеряю, возможно – навсегда. И чтобы этого не произошло, нужно… что?
Нужно лишить их транспорта. Чего я, вроде бы, сделать не могу: одному с десятком
вооруженных людей не совладать. Значит, необходимо создать ситуацию, при которой они
сами расстанутся со своими тачками.
Неожиданно, да? Ничего, мы с Мишей и не такие проблемы решали. Теперь я, правда,
один, но это не значит, что я слаб. И в физическом, и в умственном смысле. Итак, вопрос: как
заставить людей, собравшихся, судя по всему, в неблизкое путешествие, бросить свой
автотранспорт?
При помощи «душистой мины». Я сам себе удивился, когда это решение пришло мне в
голову… но ведь впереди Мичуринск, а там живет тот, кого называют Травником, тот,
которого упоминал Михаил перед смертью. Травник тоже как-то связан со всеми этими
таинственными делами, и теперь у меня есть два повода, чтобы заглянуть к нему. Он спец по
сборкам из различных артов и аномальных растений. Более того, Травник разбирается в
артефактах, которые формируются не только обычными, более распространенными
аномалиями, но и теми, что возникают в Лесу. Лесные аномалии – редкие и странные, их
очень мало кто видел. Травник умеет ходить по Лесу, хотя и не глубоко, у самой границы, но
все же может перемещаться по нему, не вызывая реакции в виде торнадо ядовитых спор,
атаки мутантов или Шторма.
Настоянная на особых травах лечебная мазь, которой Ксюха замазала мою рану, неплохо
помогла. Я хромал, но идти мог достаточно бодро. Плюс топлива в байке еще немного есть.
Значит, нужно обогнать отряд, за которым слежу, перейти реку по броду, добраться до
Мичуринска-2, найти Травника, живущего в дворницкой старого парка, и попросить его
сделать для меня «душистую мину», которую он сам называет более умно: феромонный
манок. И поставить ее на мосту прежде, чем бандиты проедут по нему. Тогда этот путь будет
для них закрыт, если только они не конченые психи. А другого, если не хочешь искупаться,
на долгие километры нет, кроме брода, конечно, но по нему – только на своих двоих.
Скатив байк с вершины, я завел его и поехал наискось к прежнему направлению, чтобы
по большой дуге, под прикрытием холмов, обогнуть стоянку и достичь реки в районе брода.
* * *
Как по заказу, байк умер прямо на берегу. Хрипнул на прощание движком и затих.
В этом мест дно было совсем близко, из воды торчали большие плоские камни. На
другом берегу росли деревья, за ними начиналась низина, где стоял Мичуринск-2. Михаил
называл его наукоградом, но, по-моему, это был скорее наукопоселок: несколько десятков
небольших домов стояли ровными рядами вокруг аккуратного квадрата экспериментального
парка, в центре которого располагалось здание института. Мы как-то заглянули туда – ничего
интересного. Пустые гулкие залы, коридоры и лаборатории, откуда вынесли все мало-
мальски ценное. Более интересным был сам парк, где до Пандемии институтские ученые
разводили новые виды растений.
Теперь в Мичуринске жили десятка два бродяг.
Я снял с багажника рюкзак, накинул лямки на плечи. Повесил «вал» за спину, на
поясной ремень сбоку прицепил «махновку». Байк решил не бросать на берегу возле брода.
Если у меня все сложится, то вскоре этой переправой воспользуются бандиты, нечего
оставлять им улику, даже если они вряд ли поймут ее значение.
Откатив байк в сторону, где было поглубже, спихнул его в воду и вернулся. Отсюда до
моста с километр, меня не увидят. Сняв ботинки и закатав штаны, шагнул на камень. Вода
плескалась между голышами, накатывала на них, пенилась и булькала. Когда добрался до
середины реки, рядом громко плеснуло. Темное гибкое тело скользнуло к камням, и я
схватился за «вал». Вроде большой рыбы, но слишком уж активно оно извивается там, да и
тонкое какое-то… может, угорь? Только длинный слишком, больше щупальце напоминает. А
тело, выпустившее его, где тогда – на дне сидит? Воображение живо нарисовало этакий
мясистый клубень размером с человека, присосками удерживающийся на дне, с торчащим из
верхушки пуком щупалец, что хищно извиваются в мутной воде. На душе стало как-то