Один из леса
Шрифт:
В каждом «пальце» было по два шипа, и между ними закреплена стальная «терка» с выступающими пирамидками, приходящаяся на нижнюю фалангу. Это на случай нормального удара кулаком, а можно еще бить «леопардовой лапой», тогда верхние шипы торчат вперед, как таран, этот удар особенно опасен, если направлен в горло или в переносицу…
Но сейчас я нанес обычный боксерский удар. Со всей силы, помноженной на раздражение. Мне не было абсолютно никакого дела до этого бычары, не хотелось драться с ним, он сто лет мне снился со своей тупой байкерской заносчивостью. Надо было как можно быстрее разобраться с ним и двигаться
Кирпич вскрикнул и отшатнулся. Прижав ладонь к причинному месту, взмахнул молотком…
Если бы я попал под такой удар, меня бы снесло как тростинку. Но я-то был мельче и шустрее этого кабана. Наплевав на раненую ногу, вскочил и тоже размахнулся – только двумя руками. Ладони сошлись к голове Кирпича и с очень громким, звонким, радостным хлопком врезали ему по ушам.
Такой удар может разбить барабанные перепонки. Сейчас этого не произошло, но в голове у Кирпича наверняка помутилось, а еще он на время оглох. И что-то там нарушилось, давление резко изменилось, что ли… вообще-то, подобное не типично для удара по ушам – из носа у него плеснулась кровь. Кирпич замычал и повалился на землю, мотая головой, разбрасывая красные капли.
— Ну, ты даешь! – подала голос девушка, про которую я, честно сказать, забыл.
Запястьем стерев кровь с губ, я глянул на нее. А ничего так, симпатичная. Надо же, ухитрилась почти не расплескать воду из ведра, когда ее Кирпич толкнул.
— Это ты правильно сделал, — признала она. Голос у нее был, как бы сказать… милый. Девушку с таким голосом сразу хочется обнять.
Кирпич с мычанием ползал у наших ног, пытаясь одновременно держаться за пах и за оба уха.
— Нет у меня на все это времени, — проворчал я, потер грудь, ноющую после удара молотком, и перешагнул через вышибалу. – Мне Сиг нужен.
— Ну, так пошли, — девушка первая шагнула в Шатер.
— Давай ведро помогу нести, — сказал я вслед.
Она в ответ хмыкнула и поставила ведро на земляной пол.
— Надо же, галантный попался. Помоги.
Я на ходу подхватил ведро и тихо ругнулся от боли в ноге. Девушка спросила:
— Вы с Сигом знакомы?
— Ага. Я тут бывал много раз, но ни тебя, ни Кирпича раньше не видел.
— Значит, давно бывал. Я в Шатре уже с месяц работаю, а Кирпич еще дольше. И кстати, меня зовут Ксюшей. Это я так, на всякий случай говорю, а то тебе может и не интересно…
— Интересно. Я — Стэн. И как ты к Сигу попала, Оксана?
— Ксюша, — поправила она. – У меня отец умер, кожевник, мы на Рынке жили. Они с Сигизмундом приятелями были, отец перед смертью с Сига взял обещание, чтоб тот меня к себе на службу принял. Теперь я здесь разносчицей.
— Официанткой, значит.
— Ага, и за бармена еще. Сиг твой…
Она снова глянула на меня и промолчала. Хотела, должно быть, сказать, что Сигизмунд – скупой хрыч и нагружает ее работой, но не решилась, так как не знала, какие у меня с ним отношения и не сболтну ли потом ему.
Но я девчонку уже не слушал, потому что увидел парня в красной рубахе. Еще на нем были кожаные штаны с бахромой по швам, а на шее повязан платок салатного цвета, в черных черепах. К правому бедру пристегнут чехол с обрезом, из узкого кармашка на левом бедре торчит складной нож. Волосы длинные и собраны сзади в «хвост».
Нож я узнал. Лесом клянусь! – тот самый, армейский CQC-11, cо сломанным wave–крючком на спинке клинка. Крючок этот умные люди придумали для того, чтобы нож быстро раскрывался, когда достаешь его из кармана. Короче, это был раскладной нож Михи. Или ошибаюсь, в кармане у кочевника другой клинок, похожий? Чтобы убедиться, нужно заставить краснорубашечника его достать.
Он сидел за столом в одиночестве и пил из глиняной кружки. При виде нас оживился: подтянул ноги, расправил плечи. Нет, при виде Ксюхи, а не нас – на меня кочевник внимания не обратил.
Разносчица тоже заметила кочевника и умолкла. Я шел за ней. Подваливать сейчас к этому красному нельзя. У меня нет никаких доказательств, да если бы и были… Почему бы какой-нибудь банде Черного Рынка не ограбить стоянку охотников и не похитить одного? Может, чтобы рабом его сделать. Они в своем праве, никто за меня и Миху не заступится.
Нужно заставить этого красного достать нож из кармана, тогда буду знать точно. Но не устраивать же драку прямо сейчас, без всякого повода. В зале еще несколько кочевников, и все впишутся за него.
Девушка остановилась возле стойки, сложенной из ящиков, поверху обитых досками. Встав рядом, я огляделся. Стойка находилась на краю круглого зала с небольшими окошками. Потолок высокий, в центре его подпирало вкопанное в земляной пол бревно, вокруг стояли лавки и столы. Паренек лет тринадцати разжигал огонь в каменном очаге с вертелом, на котором висела освежеванная свинья, но не мутант, обычная. Красно–розовые бока ее влажно поблескивали. Над очагом в потолке было круглое отверстие, куда уходила жестяная труба вентиляции с раструбом в нижней части.
Людей в зале было шестеро – трое кочевников резались в карты и пили, еще двое ужинали, ну и краснорубашечник… Он как раз встал и направился к нам.
Лицо у него было того типа, который нравится глупым женщинам: смазливое и наглое. Наглость они путают со смелостью, а смазливость – с красотой.
— Ксюха, ты ж вечером тут, как всегда? – осведомился краснорубашечник, проигнорировав меня, словно я был табуреткой.
— А тебе зачем, Борзой?
— Сама знаешь – зачем мне! – хохотнул он. – За тем самым. Нам пора поближе познакомиться, теснее, слышишь? Короче, я загляну, прогуляемся.
— Никуда я с тобой не прогуляюсь!
Он ухмыльнулся, заломив бровь, с нахальной уверенностью, что для него «все женщины открыты».
— А куда денешься! Короче, жди, вечером у нас свиданка.
С этими словами Борзой окинул девушку взглядом с ног до головы, будто раздел ее глазами, и ушел.
— Козел! – высказалась она, когда он покинул Шатер.
Попробовать проследить за ним? Но пока окончательно не стемнело, Борзой может меня засечь. Рисковать не хотелось, слишком рано, ведь еще ничего не ясно. Если Ксюха его знает – поспрашиваю ее, но позже, чтоб не насторожить внезапным вниманием к ухажеру. Тут я заметил, что стоящая сбоку девушка разглядывает меня. Заинтересованно так разглядывает, и при этом наматывает на палец черный локон. Язык тела, мать его. Он не обманывает. Ладно, не до того сейчас. Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать. Миха где-то в округе, очень надеюсь, что еще живой — вот, чем нужно заниматься, а девушки потом.