Один из многих
Шрифт:
Музыканты начали играть тише, но искуснее, и как бы вещь заготовленную. Алексей Юрьевич сделал покровительственный жест рукой, поправил русые волосы и огласил: «Здравствуйте, мои дорогие, очень рад всех вас видеть. Сегодня, возвращаясь к благородным традициям золотого века, мы даем этот бал в честь государственного праздника – Дня защитника Отечества. И первый бокал мне хотелось бы поднять за спокойствие границ наших, за тех, кто сейчас на страже закона. За честь и доблесть, неиссякаемые на Руси, и всех, кто носит российскую форму, служит России и будет служить ей во веки веков», – дальше последовали аплодисменты.
Глава 3
Было уже около восьми вечера. Одинокий «Солярис» гнал по заснеженным, опустевшим дорогам. Едкий ветер подвывал на Рублевском шоссе. На улицах почти никого не было. К тому же праздник, и кому было где его встречать, там и находились. С неба еще падал почти незаметный снежок. Короткий зимний день быстро улетучился.
Уличные фонари напоминали маленькие островки, редкие прохожие – призраков. Машина замедлилась и пропищала таким звуком, каким стонет скрипка, когда на ней играет неумеха ученик.
«Кажется сюда», – проговорил таксист Петька, глядя в навигатор.
– Как думаешь, Петр, будут ли хозяева злы на мое опоздание? – спросил голос с заднего сиденья.
– Смотря как вам хочется, – строго заметил Петька.
– Прости, я опять задумался, у тебя волшебная кибитка. Под эти колыбельные можно хоть на край света, —молодой мужчина глядел в окно, как бы стремясь говорить, чтобы очнутся от размышлений.
Машина свернула к кованым воротам в пять метров, где охрана, услышав заветные слова, разблокировала проезд. Зачарованный таксист любовался горящим во тьме бриллиантом особняка.
– Вот это да! Смотрите, там «теслы» стоят, штук десять, не меньше! – с восторгом указывал он на обочину, где от самого дома тянулись транспорты гостей.
«Карета» остановилась возле парадного.
– Прибыли! – сказал «ямщик», но дверь не открывалась. – Эй, Дмитрий Евгеньевич, прибыли… – повторил он. Наверху забегала пара швейцаров. Приосанившийся лакей подошел к машине и с ухмылкой посмотрел на белый дряхлый «Солярис» с надписями небезызвестной корпорации «Я».
Из дома уже слышались звуки давно начавшегося бала.
Мужчина на заднем сиденье казалось, не торопился выходить и мягко ответил:
– Я же говорил, перестань называть меня по отчеству. Называй Дмитрий, Дима, да хоть Димон.
Петька повернулся в кресле своей огромной фигурой и улыбнулся:
– Я ж так воспитан! Бывает, ужасный человек, а сквозь зубы по отчеству. Да вы человек отлишный…
Они познакомились полгода назад, и теперь Петька втихую, то есть без приложения и заказов, возит его туда-сюда, получая за это наличными честную плату.
Признаюсь, сначала я хотел установить интригу с появлением этого Дмитрия Евгеньевича, но, право, она оказалась лишней. Потому – карты на стол. Герой наш – Дмитрий Евгеньевич Кавалергардов, молодой человек двадцати восьми лет. Лишенный чувства пунктуальности шатен невысокого роста, с голубыми глазами, высоким челом и несколько глубокой морщиной, что делало его старше своих лет.
Видя его перед собой, вы бы непременно сказали, что его внешность неблагородна. Но спешить не стоит, и обрисуем характер; он был своеобразен: иногда простодушен и доверчив, как дитя, а иногда высокомерен и подозрителен. Нельзя сказать,
В любом случае Кавалергардов был неплохим бизнесменом, держал небольшую IT-компанию и еще пару «бизнесов», что несколько украсит его облик в глазах читательниц. По отзывам товарищей, он бывал чрезмерно честен, и даже враги у него имелись, что для нашего толерантного времени звучит как полнейшая дикость.
Надобно осведомиться, откуда вообще взялась фамилия Кавалергардов – бьюсь об заклад, весьма редкая. Предок Дмитрия Евгеньевича – Тарас – был безродным казаком, но за свою недюжинную удаль и ратное мастерство зачислен в кавалергарды – личную охрану Екатерины Первой, которая, по свидетельствам, была сформирована в 1726 году и состояла в основном из дворян. За долгую службу Тарасу присвоили титул и фамилию Кавалергардов, а также одарили поместьем и прочим.
Потомки Тараса поставили себе цель растратить фамильные богатства. Весь XVIII век Кавалергардовы жили на широкую ногу, давали балы, занимали денег, и цепь расточительства прервалась на Александре Семеновиче Кавалергардове, который окончательно промотал состояние и был еще замечательным наездником. Так род их обеднел, но не утратил силы и продолжился в разночинстве, литераторстве и даже политике. Кто-то из тех многих даже стал промышленником и перед революцией улучшил финансовое положение семьи. А когда «окаянные дни» раскинулись за окнами, Кавалергардовы и тут отличились. Сначала поддержали революцию, а затем, в ней разочаровавшись, прямо в лицо обругали, за что выехали на некоторое время в изгнание, но не за границу, как иные, а вглубь нашей необъятной родины с полным изъятием имущества. Тем не менее всегда кто-то из широкого семейства оставался в столицах. Иные часто возвращались. И предания эти рассказывались чопорными аристократичными бабушками с гордостью и благоговением. Так что всякий сын заучивал длинную родовую цепь наизусть. Я вам вкратце ее передал, чтобы лучше понять этого человека.
А мы постепенно подойдем к нашему времени, где в 90-е годы Евгений Егорович Кавалергардов решил стать великим бизнесменом. Также он не жалел денег за карточным столом, и дела его не шли. Теперь Евгения Егоровича не стало, обширное, но запущенное предприятие было распродано за бесценок и разделено между наследниками, большинство из которых имело разных матерей. Дмитрию Евгеньевичу в восемнадцать лет достались несколько миллионов рублей, квартира в Москве и парадный костюм отца, в котором оный любил щеголять.
После наш герой учился и отдал несколько лет научному институту при министерстве. Быстро разочаровался, увидев науку нашу со всех сторон. И далее с приятелями устроил IT-проекты, разработку, хоть и мало в этом, в сущности, смыслил, но имел стартовый капитал и знакомства с института. Деньги пошли. Далее потихоньку инвестировал в вещи простые и полезные, вроде кофеен да барбершопов.
Это пока вся его биография. Итак, он сидел на заднем сиденье и говорил:
– Что это на тебе такая шинель дырявая? – будто отчитывая Петьку напоследок.