Один "МИГ" из тысячи
Шрифт:
Но вы не подумайте, что мы только жертвы несли в этих боях. Нет, мы сравнительно хорошо воевали это время, и у нас были просто замечательные примеры воздушных боев.
Так, например, 19 апреля в последнюю решающую операцию вылетела группа Сухова в составе восьми самолетов, там были знакомые вам Березкин, Голубев, Бондаренко, Руденко и другие. Они встретили группу в восемнадцать самолетов «фокке-вульф-190». Благодаря тому, что перед вылетом Сухов тщательно разбирал, как проводились предыдущие вылеты, говорил, как надо себя вести во всех случаях при встрече с противником, что кто должен делать, благодаря хорошей слетанности группы и взаимной выручке, — этот неравный бой был проведен блестяще. Наши ребята сбили девять самолетов противника, никого при этом не потеряв, никто даже не был подбит! Сухов сбил два самолета, Голубев — два, Бондаренко — два, Березкин — один, и другие тоже сбили.
В этот же день опять отличился наш дважды Герой Дмитрий Глинка. Он вылетал с четверкой, за один вылет участвовал в двух воздушных боях. Сбил лично за этот вылет три самолета, да еще два сбила его группа.
Хорошо в эти дни воевал Вася Бондаренко, который работает в эскадрилье у Сухова. У него даже был такой замечательный, необычайный случай.
Двадцать второго апреля он с четверкой вылетел на прикрытие наших войск, которые уже подходили к Берлину. По дороге домой увидел двух «фокке-вульфов-190» и атаковал их, но они, не приняв боя, на бреющем ушли на свою территорию. Потом Бондаренко встретил еще одного «фокке-вульфа» и опять атаковал его. Этот гитлеровец тоже хотел уйти. Василий очень рассердился и решил посадить его на землю. Приказал ему: «Садись!» Немец удирал, но наша четверка наседала на него, не стреляя. Ну, в общем поставили его в такие условия, что фашисту пришлось сесть на автостраду, и наши пехотинцы взяли его в плен.
Интересный случай был еще, когда так же на глазах у нас капитаны Луканцев и Гольдберг проводили воздушный бой с четырьмя «фокке-вульфами-190». Одного сбили и одного подбили. Летчик со сбитого «фоккера» выпрыгнул с парашютом и через двадцать минут был приведен регулировщиками к нам на аэродром.
Как раз в это время у нас работал знакомый вам кинооператор, который вместе с вами сопровождал Покрышкина, когда он летал к матери и к жене в Новосибирск. Вот уж он был рад такому случаю, но страшно жалел, что не смог заснять воздушный бой, — у него не было телеобъектива.
А в самых последних боях за Берлин погиб наш лучший комсомолец Петя Гучек. Может быть, вы помните, когда мы в Мокшишуве проводили собрание комсомольского актива, где Покрышкин рассказывал о своих впечатлениях от поездки в Москву и Новосибирск, Петя читал проект постановления собрания. Славный был такой парень, белорус... Так вот, он был подбит гитлеровской зениткой и не хотел прыгать с горящего самолета — хотел дотянуть до нашей территории. Но не дотянул. Все же тело его не досталось на поругание фашистам. Наши пехотные части быстро перешли в наступление и заняли тот участок, где упал сержант Гучек.
Похоронили и его. У гроба ребята тоже плакали. Да и не стыдно, товарищ Жуков, заплакать у праха такого человека, каким был Петро Гучек. А ведь на него только что послали представление к званию Героя Советского Союза. Ведь к этому моменту он имел на своем счету двадцать лично им сбитых самолетов!
Не осуществил он свою мечту быть архитектором — все говорил, бывало: «Кончится война, пойду учиться, стану строить хорошие дома, чтобы людям было в них удобно, приятно и весело жить».
Какой он был замечательный человек, если бы вы знали, товарищ Жуков! Таких все-таки мало встречается, хотя много хороших людей у нас...
Потом не писала я вам еще о другом большом несчастье, которое было у нас.
Шестнадцатым гвардейским полком в недавних боях командовал Иван Бабак — это наш комсомольский активист, которого вы тоже, наверно, помните. Хорошо он взялся за дело, и народ сразу полюбил его, хоть он и был еще очень молод. Но человек он горячий, пыл у него молодой, задор комсомольский. Когда объяснял, как надо драться, то не на чужой опыт опирался, а на свой собственный. И все сам летал, сам группы в бой водил.
И вот как-то в один из почти «нерабочих» дней все-таки пришла на полк задача: выслать пару на свободную «охоту». Так что же вы думаете? Он сам полетел, а ведомым взял совсем неопытного летчика Козлова.
Отштурмовали они один перехваченный ими эшелон очень отчаянно, пошли домой. И вдруг у Бабака загорелся мотор, а высота была совсем маленькая. Ну, выскочил на парашюте и попал к немцам, а Козлов добрался домой. Рассказал обо всем. Полетели наши искать, но не нашли. Жалко было Бабака!
А теперь вот, как кончилась война, привез от союзников Александр Иванович Покрышкин нам Бабака — они освободили его из гитлеровского концлагеря. Ох, как он похудел, весь черный прямо! И лицо и руки у него обгорелые. Ребята от радости плакали при встрече с Бабаком. Тяжело ему пришлось в плену... Власовцы пытались его завербовать, но Бабак дерзко себя вел, бил в морду предателей. Его пытали, избивали, а он в протест на это объявлял голодовки. Сейчас хотим его отправить на курорт, но он ни за что не соглашается.
Труда тоже сбивали в начале операции, но он спрыгнул удачно, хоть ранен был немного, и к вечеру привезли его к нам танкисты.
Сбивали и Торбеева Саню, он с парашютом приземлился в лесу, через три дня перешел линию фронта и тоже был дома.
А помните, был такой в 16-м гвардейском блондин Пищальников, что самолет-то на живот посадил на аэродроме, когда у нас комсомольский актив проходил? Так он тоже погиб как герой во время воздушного боя с неравной группой противника (наших было четыре, а их до двенадцати самолетов).
Березкин Славик — молодец! В начале берлинской операции он в первый же день сбил три самолета противника. Теперь он ушел из кадров комсомольского актива, но — приятно для меня — стал парторгом эскадрильи.
Голубев теперь у нас работает инспектором дивизии по технике пилотирования. Живет так же, и характер не изменился.
Пал Палыч командует 23-й дивизией, как-то видела его — приезжал к нам по случаю награждения нашей части орденом Красного Знамени, а теперь ведь нас наградили еще и орденом Ленина. А сандомирцев наградили орденом Александра Невского за Берлин. За Берлин!