Один момент, одно утро
Шрифт:
Когда отец Саймона умер, они с Саймоном помогали его матери составить список, что нужно сделать. Карен сосредоточилась на задаче и медленно, автоматически начинает формулировать:
1. Позвонить Трейси. Забрать детей.
Как странно, что ее почерк выглядит почти так же, как обычно, округлый и с наклоном, буквы черные. Она думала, что он изменится.
2. Сказать детям.
Она не представляет, как это сделает, но, прежде чем успела ощутить боль, добавляет:
Привести их в больницу попрощаться?
Дальше:
3. Пойти
Маме Саймона
Алану
Саймону на работу
Боже, Саймону на работу! Туда надо позвонить сейчас же. Его там ждут. Господи, и еще этот юрист. Они не пришли на встречу. Эти люди не могут ждать, пока она придет домой. Им нужно все узнать прямо сейчас. Карен снова берет телефон. Маленькие стикеры блестят и подмигивают ей, и она чувствует прилив нежности к дочурке, Молли, которая настояла, чтобы приклеить их именно так, в те места, которые, наверное, для Молли что-то значили, но всем остальным кажутся нелепой случайностью. Вот, например, звездочка поверх круглого логотипа и мелкие цветочки вокруг экрана. Карен начинает набирать рабочий номер Саймона. Но снова замирает. Она этого не вынесет. Она не может найти в себе силы, чтобы объяснить происшедшее. Пожалуй, нужно подождать, пока придет Анна. Она поможет. Карен кладет телефон, ругая себя за неспособность справиться со своими чувствами. Обычно она умела держать себя в руках.
– Карен, здравствуй.
Она поднимает голову.
Слава богу, знакомое пальто, сумка, лицо: это ее подруга.
Прежде всего Анна подходит и обнимает подругу. Карен встает и тоже обнимает Анну, и какое-то время они так стоят, молча. Потом Карен снова садится, и Анна садится напротив, но тут же чувствует, что это слишком далеко, и потому передвигает стул вокруг стола и наклоняется, чтобы взять подругу за руки.
Ее поразило, как утренние события преобразили лицо Карен. Обычно она выглядит здоровой и полной энергии, но теперь румянец со щек сошел. Она бледна, у нее изнуренный вид. Ее длинные волосы, обычно блестящие, как конский каштан, намокли и потускнели, а орехового цвета глаза, обычно искрящиеся теплом и эмоциями, остекленели и смотрят перед собой. Радость и энергию заменили страх и смятение. И изменилось не только лицо, а вся ее фигура. Ее как будто действительно выжали или высосали каким-то гигантским пылесосом. Она поникла, как будто из нее вышел воздух. И еще она страшно дрожит, особенно руки. Хотя – да благословит ее Бог! – Карен очевидно пыталась что-то написать. Анна видит перед ней листок бумаги.
Ей хочется поднять ее и перенести в свою уютную комнату, вытереть, обсушить, усадить в самое удобное кресло, завернуть в одеяло и растопить камин. Она бы приготовила для Карен горячий шоколад и дала печенье. Но вместо этого они сидят здесь – Анна оглядывается – в месте, которое и в лучшие-то времена выглядит уныло, что и говорить про дождливый февральский день. Здесь определенно нет ничего привлекательного – большое помещение освещают голые лампы, мебель металлическая и поломанная, и вся обстановка далека от утешительной, насколько это вообще возможно в кафе.
– Мне очень жаль, – ласково произносит
Карен качает головой:
– Я не понимаю, что случилось.
– Да, – шепчет Анна.
– Наверное, я в шоке.
– Да, милая, мы обе в шоке. – Она смотрит на руки подруги, которые держит в своих. У обеих едва заметно обозначаются пигментные пятна. «Мы обе стареем», – думает Анна.
– Говорят, сердечный приступ.
– Да.
Карен глубоко вздыхает.
– Пожалуй, нам нужно уйти. Я ждала тебя.
– Где Саймон?
– Там специальная комната, они занимались с ним.
– Конечно, – кивает Анна. Она гадает, будут ли делать вскрытие. Наверное, это несколько задержит похороны. Но и может ответить на некоторые вопросы. У нее самой много вопросов, а у Карен, несомненно, еще больше. Опять же, возможно, Карен не захочет вскрытия. Оно уже не вернет Саймона.
– Но, прежде чем уйти, я подумала, ты не могла бы кое-куда позвонить за меня?
– Конечно. Кому?
– Просто я действительно не могу этого сделать.
Анна сочувственно улыбается.
– Конечно-конечно. Кому позвонить?
– Юристам, если нетрудно. Просто они нас ждут. И Саймону на работу…
Она замолкает.
Анна берет дело в свои руки.
– Не проблема. У тебя есть номера?
– Да, вот. Может быть, легче позвонить с моего телефона.
– Конечно.
Анна берет со стола мобильник Карен в знакомом кожаном футляре с наклеенными стикерами.
– Давай, сначала позвоним юристам. – С одной стороны, ей неприятно быть такой приземленной и практичной, а с другой – хорошо, что можно хоть чем-то помочь Карен. – Только скажи, вы уже поменяли жилье?
Карен качает головой.
– Нет… Мы собирались подписать документы сегодня.
«Уф!» – про себя говорит Анна. Это означает, что есть поле для маневра. Она переключается на тон «давай покончим с этим».
– Хорошо. Я звоню юристам. Скажу им, чтобы на время приостановили процесс.
– Они будут очень недовольны, – вдруг обеспокоившись, говорит Карен.
– А вот на это мне наплевать! И тебе тоже. Об этом волноваться не будем, хорошо?
– Хорошо.
– Ну, где номер?
– Продавец тоже рассердится… – добавляет Карен. Это типично для нее – думать о других.
– И до него нам тоже дела нет, – категорично заявляет Анна. – Подождет. В данный момент мы думаем о тебе.
Карен кивает.
– Номер, – настаивает Анна.
– Вот он. – Карен, чьи мысли снова приходят в движение под руководством Анны, находит его.
– Хорошо. – Анна встает. – Но я позвоню с улицы, здесь слабый сигнал. Подожди меня здесь недолго, ладно?
– Угу.
Анна открывает дверь кафе, и на нее обрушивается холод и дождь. На самом деле уровень сигнала внутри такой же, как на улице, она солгала с благим намерением: ей казалось, что будет дипломатичнее, если Карен не услышит ее объяснений про смерть Саймона, это принесло бы лишь еще одну порцию ненужной боли. Поскольку это, конечно, первый звонок из многих, которые еще предстоит сделать, ей кажется правильным по мере возможности смягчать переживания Карен.