Один на один с Севером

Уэмура Наоми

15. Сяпайю. Вся белая, только уши коричневые. Весит 35 килограммов — это средняя упитанность для собаки. Она труслива и очень ленива, чем и оправдывает свою кличку: по эскимосски сяпайю означает «лентяй». Даже если я ее привяжу на совсем короткие постромки, то и тогда она ухитряется их ослабить, чтобы не работать. При этом старается бежать таким образом, чтобы искоса можно было наблюдать за мной. Стоит мне только взяться за хлыст, чтобы наставить ее на путь истинный, она тут же начинает визжать как резаная. На стоянках старается держаться рядом с такими же трусливыми собаками, как сама. В эту компанию входят Нукки, Панда и Нуссоа-младший. Вот уж поистине рыбак рыбака видит издалека. Понурив морду, она слоняется вместе с ними, не зная, как убить время.

Все разные, не похожие друг на друга,

плохие и хорошие, эти собаки — моя семья, и ни с одной из них я не хочу расстаться сейчас. Я чувствую, что недостаточно добр к ним, следовало бы больше вникать в тяготы их существования. Уже хотя бы потому, что выход из строя даже одной из собак обязательно ляжет тяжелым бременем не только на всех остальных, но и на меня.

Мне много пришлось натерпеться в путешествии на полюс из-за того, что в упряжке были самки. То у них течка, а это, значит, вечные драки среди кобелей и в результате израненные, неработоспособные собаки, то беременность, то роды. Все это отнимало у меня время и силы, необходимые для выполнения основной задачи — идти вперед, увеличивало рискованность и без того опасного предприятия. Перед самым отправлением в Гренландию стало ясно, что Куро с нами путешествовать не может — она должна стать мамой. Пришлось ее оставить. Во избежание неприятностей я оставил на базе и всех остальных сук. В путешествие отправились только «мужчины», в том числе и я. Как оно и должно быть.

А у Куро 24 мая появились пятеро прелестных щенят. Я об этом узнал сегодня из переговоров с базой Аврора.

27 мая

Ясно. Температура воздуха — минус 3 градуса. В путь отправляюсь в 2 часа ночи. От того места, где мы располагаемся, до начала ледника Академи всего один километр, но это расстояние сплошь покрыто нагромождениями льда, между которыми мы пробираемся с большим трудом. Этот извилистый путь отнял у нас целых два часа.

Ледник Академи, по которому пролегает наш путь, вытянулся на 50 километров в длину и на 10 километров в ширину. Это типичный для Гренландии ледник, который под давлением материкового льда спускается в центральную часть фьорда под небольшим уклоном в виде широкого языка. При перепаде высот в 1,5 километра и длине самого языка в 50 километров угол его падения невелик. Снизу видно, что ледник имеет множество продольных неглубоких рытвин. Их оставляют после себя летние талые воды, реками сбегающие вниз. Широкие русла временных потоков я и собираюсь использовать при восхождении.

Поверхность ледника имеет вполне безобидный вид. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле вся она испещрена множеством трещин, не все из которых видны даже с близкого расстояния. Из материалов аэрофотосъемки я узнал, что на некоторых участках они образуют сложный лабиринт. Но есть места, где как будто простирается снежная равнина. По мере приближения к вершине ледника трещины исчезают. Там, где уклон сводится на нет, они отсутствуют.

Это первая преграда в моем новом путешествии и я стою у подножия, весь внутренне собравшийся и сосредоточенный.

Ознакомившись внимательно с данными аэрофотосъемки, я принимаю решение начать восхождение по северному краю ледника. Изучив аэрофотоснимки, я убедился в том, что наименьшим количеством трещин отличаются именно края ледника, а из отчета военной авиации Дании следовало, что в этом отношении самые благоприятные условия были у северного края. В поисках удобного места подъема на ледник я отправляюсь вдоль подножия боковой стены. Надеюсь отыскать вблизи рытвину шириной 300–400 метров, по которой можно было бы подняться на нартах вверх, чтобы начать восхождение. Это очень трудный и ответственный момент. Вся поверхность морского льда в месте окончания языка ледника загромождена большими глыбами, которые он перед собой сдвинул. Под их тяжестью и от той дополнительной нагрузки, которую создадут нарты с упряжкой, морской лед может не выдержать и треснуть. Поэтому я беру с собой лом и, пробуя им перед собой дорогу, продвигаясь потихоньку вперед, к ледяной стене. Собаки шли за мной следом, таща нарты. Одно место показалось опасным, даже очень опасным. Путь преградила полынья, из которой торчали, наполовину утонув, глыбы льда. В одном месте эти глыбы скопились, образовав довольно

широкий переход на другую сторону. Поверхность этого мостика была неровной, и при переходе через него один из полозьев нарт вдруг соскочил и оказался в воде. Хорошо, что передняя часть нарт уже была на другой стороне, и полоз полностью не мог соскочить с мостика, иначе нарты опрокинулись бы и ушли под лед. К счастью, из вещей в воду упала только печка да холщовая сумка с фотоаппаратом, картой и инструментами для определения местоположения. В воде они побыли всего минуту и намокнуть не успели.

Ледник начинался крутым склоном в 20–30°, с поверхности которого снег был сдут ветром, отполировавшим до блеска искрившийся на солнце голубой лед. Видно, как впереди местами зловеще зияют трещины.

Здесь я остановил собак и перераспределил их в упряжке таким образом, как наметил еще раньше, при разработке плана восхождения на ледник. Для вожака Кумы я удлинил веревку до 50 метров. За ним поставил двух его помощников. В десяти метрах от нарт расположил восьмерых собак, а в шести — всех оставшихся. Себя привязал к нартам тридцатиметровой веревкой, а к левому бедру прикрепил двухметровый шест из стекловолокна. По моим соображениям, этот шест должен был удержать меня от падения в трещину, зацепившись за ее края. По рассказам, ширина расщелины обычно менее двух метров.

Ну, кажется, все. Теперь в путь! С первых же шагов мы столкнулись с трудностью подъема, поскольку крутизна была явно более 20°. Я слез с нарт и стал помогать собакам, подталкивая нарты сзади, но ноги скользили по гладкой поверхности льда, и мои усилия пропадали даром. Нарты все время кренило набок, и через 70 метров я почувствовал, что выдыхаюсь.

Повсюду были видны небольшие соединяющиеся друг с другом продольные рытвины, которые образовывали на поверхности льда то зигзагообразные, то клиновидные формы. Пришлось их обойти.

Прошли еще метров сто по леднику и наткнулись на место, испещренное трещинами вдоль и поперек. Дальше продвигаться было нельзя, и я решил пройти по леднику в направлении к его центральной части. Остановил собак, взял лом и отправился разведать путь, привязавшись веревкой к нартам и тщательно проверяя каждый свой шаг. Иногда лом не встречал никакого сопротивления поверхности. Это означало, что здесь находилась скрытая снегом трещина. Как по команде, я застывал на месте, боясь сделать неверный шаг. Обычная обувь или кошки, которыми пользуются альпинисты при восхождении на горы, здесь не подходят. Нужна обувь из кожи тюленя, какую носят эскимосы. В ней гораздо удобнее передвигаться по леднику.

Но и в центральной части ледника я не мог найти подходящей дороги. Возвращаюсь обратно и устанавливаю антенну для связи с базой Аврора. Она не отвечает. Что же делать? Чтобы погасить внезапно нахлынувшее чувство безысходности, я вновь отправился на разведку. Кладу в карман приемник экстренной радиосвязи. На всякий случай… Иду, сверяясь с аэрофотоснимками, но скоро натыкаюсь на трещину и опять сворачиваю в сторону.

В конце концов мне удалось обнаружить участок пути, где трещин было как будто поменьше. Я возвращаюсь к собакам и кричу им: «Давай!» Они побежали вперед и удачно обошли одну из расщелин. Когда я возрадовался, что опасность уже миновала, нарты вдруг сильно накренились набок и перевернулись. Это собаки, сделав крутой поворот, перескочили через незамеченную мной полуметровую трещину. Не обращая внимания на то, что нарты перевернулись, они продолжали тянуть их вперед до тех пор, пока мой окрик не остановил их. К счастью, веревки, которыми была увязана поклажа, не порвались, а то бы весь груз, наверное, был бы уже в расщелине. Но сверху с нарт все же упали туда ледоруб, топор и нож. Подхожу к трещине, смотрю вниз — дна не видно.

И всему виной моя небрежность. Стоило мне только отыскать маленький отрезок дороги, как я тут же потерял бдительность. Я уже считал, что дело сделано и нелепые трещины, которые здесь, были, нам уже не опасны. Не удосужился даже на поворотах провести за собой собак — только погонял их. Я совсем упустил из виду, что при этом нарты несколько накреняются в сторону внутренней части дуги поворота. На большой скорости нарты занесло, и они опрокинулись. Небрежность состояла и в том, что упавшие в расщелину вещи оказались непривязанными.