Один плюс один
Шрифт:
29. Танзи
Танзи просидела в своей комнате почти час, пытаясь нарисовать маме открытку. Она не знала, что нарисовать. Похоже, мама больна, но Никки сказал, что на самом деле она не больна, не так, как был болен мистер Николс, так что пожелание скорейшего выздоровления не годится. Написать «Не переживай»? Но это похоже на приказ. Или даже упрек. Танзи собралась написать просто «Я люблю тебя», но это нужно писать красными буквами, а у нее кончились все красные фломастеры. И тогда она решила купить открытку, потому что мама всегда говорила, что папа не купил
Танзи просто хотелось ее подбодрить. Мама должна быть на коне, обо всем заботиться и хлопотать по дому, а не лежать в темноте, как будто на самом деле находится в миллионе миль отсюда. Это пугало Танзи. После ухода мистера Николса в доме стало странно тихо, и в ее животе свернулся тяжелый комок, словно вот-вот случится что-то плохое. Утром Танзи прокралась в мамину комнату и забралась в кровать. Мама обняла ее и поцеловала в макушку. Мамины волосы были немного сальными, на ее лице не было косметики, но Танзи все равно уткнулась в маму.
– Мама, ты заболела? – спросила она.
– Я просто устала. – У мамы был самый печальный и усталый голос на свете. – Скоро встану. Обещаю.
– Это… из-за меня?
– Что?
– Из-за того, что я больше не хочу заниматься математикой? Ты из-за этого грустишь?
Мамины глаза наполнились слезами, и Танзи показалось, что она только сделала хуже.
– Нет, Танзи. – Она притянула ее к себе. – Нет, милая. Ты и математика здесь совершенно ни при чем. Можешь не беспокоиться на этот счет.
Но мама не встала.
Так что Танзи шла по дороге с двумя фунтами пятнадцатью пенсами в кармане, которые ей выдал Никки, хотя явно считал открытку дурацкой идеей, и размышляла, что лучше: купить открытку подешевле и еще шоколадку или дешевая открытка испортит весь смысл открытки, – когда рядом остановилась машина. Танзи думала, что у нее спросят дорогу до «Бичфранта» (у нее вечно спрашивали дорогу до «Бичфранта»), но это оказался Джейсон Фишер.
– Эй ты, чокнутая! – окликнул он.
Танзи не остановилась. Его волосы торчали иглами, а глаза были похожи на узенькие щелочки, как будто он всю жизнь неодобрительно щурился.
– Я сказал «чокнутая».
Танзи старалась не смотреть на него. Ее сердце забилось сильнее. Она ускорила шаг.
Фишер проехал вперед, и Танзи подумала, может, он собирается уехать. Но он остановил машину, вразвалочку подошел и загородил дорогу. Наклонился к уху Танзи, как будто объяснял что-то полному идиоту:
– Невежливо не отвечать, когда с тобой разговаривают. Разве мама тебя не научила?
Танзи так испугалась, что лишилась дара речи, и только покачала головой.
– Где твой брат?
– Не знаю, – прошептала она.
– Еще как знаешь, чокнутая дура в очках. Твой брат считает себя самым умным, попортив мой «Фейсбук».
– Неправда, – возразила она.
Но Танзи совсем не умела лгать и в тот же миг поняла, что Фишер знает, что она лжет.
Он сделал два шага к ней:
– Скажи ему, что я его достану, наглую тварь. Он считает себя самым умным. Скажи ему, что я ему в реале профиль начищу.
Второй Фишер, двоюродный брат Джейсона, имени которого Танзи никак не могла запомнить, что-то пробормотал ему на ухо. Все вышли из машины и медленно направились к Танзи.
– Вот что, – сказал Джейсон Фишер. – Твоему брату надо кое-что уяснить. Он испортил кое-что мое – мы испортим кое-что его.
Он вздернул подбородок и шумно сплюнул на мостовую. Плевок лежал перед Танзи большим зеленым слизняком. Девочка помедлила, не желая на него наступать.
Им заметно, с каким трудом она дышит?
– Садись в машину.
– Что?
– Садись в машину, сучка.
– Нет! – попятилась Танзи. Она оглянулась в надежде, что кто-нибудь идет по дороге. Ее сердце колотилось о ребра, словно птица в клетке.
– Садись в чертову машину, Костанза. – Он произнес ее имя с отвращением.
Ей хотелось убежать, но она очень плохо бегала – неуклюже выбрасывала ноги в стороны – и знала, что ее поймают. Ей хотелось перебежать через дорогу и вернуться домой, но она знала, что, как только побежит, ее сцапают. И тогда ей на плечо опустилась рука.
– Гляньте на ее волосы!
– Хочешь нравиться мальчикам, Четырехглазая?
– Каким мальчикам, парни? Вы только посмотрите на нее.
– Да она намазала губы, маленькая шлюшка! Правда, лучше не стало.
– На лицо можно и не смотреть.
Парни загоготали. Собственный голос показался Танзи чужим.
– Просто оставьте меня в покое. Никки ничего не делал. Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое.
– «Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое», – передразнили они.
Фишер шагнул ближе и понизил голос:
– А ну садись в чертову машину, Костанза!
– Оставьте меня в покое!
Он начал хватать ее за одежду. Паника накатила ледяной волной, сжала горло, вдавила сердце в ребра. Танзи пыталась оттолкнуть его. Наверное, она кричала, но никто не пришел на помощь. Двое парней схватили ее за руки и потащили к машине. Танзи слышала натужное дыхание, чувствовала запах дезодорантов, скребла ногами по мостовой в поисках опоры. Ей было совершенно ясно, что в машину садиться нельзя. Потому что, когда дверца распахнулась, словно челюсти гигантского животного, Танзи вспомнила американскую статистику по девушкам, которые сели в машину к незнакомым мужчинам. Шансы на выживание падают на семьдесят два процента, стоит только поставить ногу в машину. Статистика сгустилась в воздухе перед Танзи. Она вцепилась в нее, пиналась и кусалась. Кто-то выругался, когда она попала ногой в мягкую плоть. Ее ударили по голове, Танзи покачнулась, закружилась и с хрустом упала на землю. Мир повернулся набок. Раздался шум, далекий крик. Танзи подняла голову и, хотя у нее перед глазами все плыло, кажется, увидела Нормана, который мчался к ней через дорогу на невероятной скорости, оскалив зубы, с потемневшими глазами. Он был совершенно не похож на Нормана, скорее на чудовищного демона. Мелькнула алая вспышка, раздался скрежет тормозов, и Танзи увидела только, как что-то черное взлетает в воздух, словно ком белья, и услышала только визг, визг который никак не мог прекратиться, визг конца света, самый ужасный звук в жизни, и поняла, что это ее визг. Это звук ее голоса.