Один процент риска
Шрифт:
О следующем этапе профессор рассказать не успел. Дверь отворилась, и вошел высокий бледный человек в темных очках.
– Извините за беспокойство, - сказал он.
– Но мне очень нужно видеть вас, товарищ Сергунин.
– Вы, конечно, из газеты?
– плотоядно спросил профессор.
– Ничего подобного. По личному делу.
– Тогда выкладывайте. И побыстрее - у меня мало времени.
– Дело у меня простое. Вы, как мне известно, проводите опыты по воздействию на человеческую память. Для них нужны добровольцы. И я хотел бы предложить вам свои услуги.
Профессор склонил голову набок, вытащил из кармана очки и стал рассматривать через них посетителя. Геолог успел заметить - в глазах его друга мелькнула едва уловимая хитринка.
– Так. А что вас привело сюда, смею спросить?
– Интерес к науке.
– М-да. Значит, надеетесь на славу?
– Я не думаю о ней. Наоборот, буду просить, чтобы мое имя нигде не упоминалось.
– Между прочим, с кем имею честь?
– Вы не знаете меня. Я инженер, работаю в одном научно-исследовательском институте. Фамилия моя… - посетитель чуть замялся, - Корнев. Если нужно, готов выполнить любые формальности. И заранее согласен на все ваши требования.
Профессор встал из-за стола, прошелся по кабинету, словно не замечая вошедшего. И вдруг остановился прямо перед ним. Его круглая голова оказалась на уровне груди посетителя, и Сергунину пришлось смотреть снизу вверх. Неестественно большие глаза за толстыми стеклами очков выражали явную насмешку.
– Люди нам нужны, - медленно, растягивая слова, сказал он.
– И именно добровольцы. Но вам… - он сделал театральную паузу, - вам я категорически отказываю!
– Почему?
– По одной простой причине, уважаемый Александр Петрович. Потому что вы - это вы. Между прочим, к чему вам понадобился такой маскарад?
На бледном лице посетителя выступил румянец. Он нервно снял светофильтры, сунул их в боковой карман.
– Действительно чепуха получилась, - сказал он.
– Но я не думал, что вы меня так сразу узнаете.
Геолог, почуявший что-то необычное, поднялся.
– Сиди, - остановил его профессор.
– Даже лучше, если при разговоре будет свидетель. А то я человек горячий, могу наговорить черт знает что. Итак, познакомьтесь, - повернулся он к посетителю, - мой друг детства Виктор Филиппов. Так сказать, разведчик недр. А это - Александр Петрович Белов. Не Корнев, а именно Белов, Тот самый. Член-корреспондент, дважды лауреат и все такое прочее. Садитесь, пожалуйста, академик. Так, чти же все-таки привело вас ко мне?
С минуту продолжалось молчание. Потом Александр Петрович заговорил - негромко, не поднимая глаз. Видно, он все еще чувствовал себя очень неловко.
– Я буду откровенен. Хотел схитрить, да только плохой из меня конспиратор. Дело вот в чем. При неожиданном пожаре в лаборатории погибла моя рукопись. Очень важная. Результат восьмилетнего труда! Не буду сейчас говорить - да и права такого не имею, - о чем в ней идет речь. Но работа имеет большое значение и для науки, и для практики. Это не только мое личное мнение, и я просто констатирую факт. К тому же в моем положении не до ложной скромности, и приходится называть вещи своими именами. Думаю, создалось такое положение, что может затормозиться развитие целой отрасли современной физики. Десятки, сотни людей ждали этого исследования! Но рукопись существовала в единственном экземпляре. По понятным, надеюсь, причинам все черновики уничтожались. И теперь нет ничего, что помогло бы восстановить текст.
– Понял вас, - сказал профессор.
– Вы хотите принять наш препарат и вспомнить каждую строку рукописи. В принципе вещь возможная. Мои студенты до мельчайших подробностей воспроизводили свои конспекты годичной давности. Даже грамматические ошибки.
– В рукописи было около трехсот страниц, причем три четверти текста - математические выкладки.
– Ерунда. Один из испытуемых прочел таблицу логарифмов и полностью ее вспомнил.
– Значит, вы мне поможете…
– Ничего подобного. Не выйдет номер.
– Тогда я не понимаю…
– И напрасно! Видите ли, дорогой Александр Петрович, вся беда в том, что наш препарат еще недостаточно изучен. В большинстве случаев он действует безотказно и совершенно безвреден. Но отмечены и совершенно необъяснимые отклонения.
– Сколько было неудач?
– быстро спросил академик.
– Мы провели всего 97 опытов. 96 закончились благополучно. Но один раз - в опыте N 53 - случилось несчастье. Вместо гипермнезии у испытуемого наступила полная амнезия. Иначе говоря, человек совершенно потерял память, перестал существовать как личность. Его пришлось всему учить заново, начиная от родного языка. К сожалению, вернуть прежнее «я» больному так и не удалось. И мы до сих пор ничего не можем сказать, почему такое произошло. Вы понимаете теперь, чем грозит вам опыт?
– Единственный случай из сотни… Вы что, смеетесь? Это же почти полная гарантия. Один процент риска! Да я согласен на все сто!
– А я, представьте себе, не согласен.
Белов сжал ручки кресла с такой силой, что казалось - они вот-вот обломятся.
– Я не мальчик, - сказал он металлическим голосом.
– И я не позволю…
– Нет, вы мальчишка!
– загремел профессор.
– Самонадеянный юнец - хоть вы академик, лауреат и все такое прочее! И не смейте спорить со мной. Даже один этот процент не дает мне права рисковать такой головой, как ваша. Молчите, я знаю, что говорю! Если вы вдруг потеряете память, случится беда пострашнее тысячи пожаров. Лучше задержать развитие вашей отрасли - подождет, не так страшно. И вот вам мой добрый совет: выбросьте-ка из головы несбыточные надежды и начинайте потихоньку вспоминать без фокусов.
– Я буду вынужден обратиться к руководству вашего института.
– На здоровье. Сами прекрасно понимаете, что толку от этого будет немного. Иначе не явились бы сюда под видом энтузиаста-общественника. А мне вообще никто не может приказать. С-41 в стадии проверки - и весь разговор. Да и мое мнение еще кое-что значит.
Белов резко встал и вышел, не прощаясь. Громко хлопнула дверь.
– Кстати, - спросил Филиппов, - а на себе ты испытывал этот препарат?
Сергунин удивленно посмотрел на друга.
– Конечно. И даже не один раз.
– Значит, рисковал?
– У меня положение другое, - обиделся вдруг профессор.
– Нас большой коллектив, и гениев среди нас нет. Если бы я и потерял вдруг память, дело ничуть не пострадало бы. Другие закончат. А кое-кто и рад даже будет избавиться от старого крикуна. Кроме того, надо же кому-то прокладывать дорогу!
– И все-таки ты напрасно ему отказал.
– Нельзя. Таких людей, как Белов, пока единицы. Их жизнь, их здоровье - государственные интересы. Ничего, переживет. Что ни говори, а теперь не восемь лет потребуется для того, чтобы вспомнить.