Один против всех
Шрифт:
Пить водку Афоня не стал. Аккуратно поставил рюмку на стол, чуть расплескав прозрачное содержимое. Кровь мгновенно схлынула с лица Афони, и кожа, через темный слой загара, выглядела неприятно желтой.
— Что за базар, Кулик? За такое и перо в бок получают!
От угощения Стась не отказался — выпил махом, едва закусив, усмехнулся уголками губ и примирительно произнес:
— Ну что ты пургу гонишь. Никто на тебя не наезжает, я же сказал, что просто слушок такой циркулирует. Ладно, ты не напрягайся, не держи
— У меня не люкс, диван свободный, вот здесь и устраивайтесь.
— Ты бы, Афоня, здоровьице свое поберег, а то ручки у тебя подрагивают. Что-то ты нервничаешь больно. Может, ждешь кого-то? Ты так и скажи.
— Никого я не жду, — отмахнулся Афоня Карельский и перевел взгляд на телефон.
— Ну и ладненько.
Резкое неприятное дребезжание телефонного звонка заставило вздрогнуть. Звенел звонок так, будто подергивал оголенные нервы.
— Что же ты стоишь, родимый, — неожиданно ласково обратился Куликов к хозяину, — трубочку бы взял да переговорил, а то товарищ беспокоится, услышать тебя хочет. Или тебя что-то тревожит?
Гепатитовая желтизна густо выступила на лице Афони. Подчеркнуто равнодушно он поднял телефонную трубку. *** Шевцов уже хотел положить трубку на рычаг, как услышал несколько настороженный голос Карельского.
— Да.
— У меня к тебе есть дело, Афоня, встретиться нужно.
— Нет, — коротко произнес вор.
В этот раз в голосе промелькнули какие-то резкие нотки.
— Ты знаешь, кто с тобой разговаривает?
— Да.
— В чем дело, ты не можешь отвечать?
После некоторой паузы последовал категорический ответ.
— Да… Можно и так сказать.
— Нужна моя помощь?
— Не думаю, — слова прозвучали несколько растянуто.
— Чем сейчас занимаешься?
— Веду светские беседы.
— Значит, ты не один. Сколько их? Двое? Трое?
— Да.
— Ладно, расскажешь завтра, я тебе позвоню.
Шевцов небрежно положил трубку. Странно, однако, все это.
Едва Шевцов положил трубку, как телефон зазвонил вновь.
— Ты еще не спишь, Шевцов? — услышал Вадим голос Крылова.
— Нет, товарищ полковник. А в чем дело?
— Вот что, майор, — грубоватыми интонациями пропели встроенные мембраны, — на улице творится черт-те что. Бар на пересечении Краснопресненской набережной и Нового Арбата знаешь?
— Знаю, — ответил Шевцов, вспомнив, что три дня назад он неплохо провел там вечер с Виолеттой. Особенно удачным было парное мясо с острыми специями.
— Там произошло ограбление, есть жертвы. Так что быстро двигай туда, разберись во всем. Может, это кто-то из твоих бывших клиентов начудил.
— Есть!
— Ну и денек сегодня! Да, я к тебе отправил «уазик», так что дождись его.
— Хорошо.
Через несколько минут к подъезду дома подрулил «луноход». Дверца отворилась, и сержант Козырев весело выкрикнул:
— Куда ехать, товарищ майор?
— Валяй на Краснопресненскую, и с музыкой.
— Понял! — с готовностью отозвался Алексей и, включив сирену, выехал на улицу.
Автомобили, ехавшие в это позднее время, проявляя уважение к милиции, сбавляли скорость, уступая дорогу, и «уазик», отбрасывая синий мерцающий свет на витрины магазинов, с воем торопился дальше.
Площадка перед баром по всему периметру была огорожена белой лентой. С двух сторон фланировали два молоденьких сержанта. На лицах решимость, и, глядя на их выразительные физиономии, охотно верилось, что кобура, болтающаяся у пояса, не пуста.
— Что-то серьезное произошло? — подошел Шевцов к одному из них, показав удостоверение. — Я веду это дело.
— Ограбление, товарищ майор. Есть жертвы.
— Понятно. Свидетели имеются?
— Да. Они находятся в баре, — кивнул сержант в сторону входа.
— Понятно. — Шевцов, нагнувшись, прошел под белой лентой.
Внутри бара на вращающемся кожаном табурете сидела миловидная девушка в форменном синем платье; на полу лежало неподвижное тело, прикрытое серой простыней, из-под нее выглядывала правая кисть, на безымянном пальце узкое золотое колечко, а у головы натекла кровавая лужица.
Осторожно, словно опасаясь разбудить спящего, Шевцов приподнял простыню за самый краешек. Чуть повыше переносицы — аккуратная круглая ранка.
— Н-да, — скорбно протянул Шевцов.
За спиной кто-то невесело хмыкнул.
Убитому было не более тридцати. Еще недавно его можно было назвать крепким парнем. Он лежал на боку. Правая рука была нелепо скрючена, левая — откинута далеко в сторону; ноги немного согнуты в коленях, будто он собирался пробежаться, но достаточно было посмотреть на голову, залитую кровью, чтобы понять — он более не сделает и шагу.
— Что здесь произошло? — подошел Шевцов к девушке, которая успела утереть слезы и посматривала на вошедших с некоторым ожиданием.
— Минут за десять до этого… случая, — подобрала она нужное слово, — у меня началась смена. Я была в хорошем настроении, ни о чем таком не думала. Да и как думать, если такого здесь прежде не случалось. Обслуживала вот этого парня, — легким кивком головы показала она на неподвижное тело, — он заказал апельсиновый сок и пирожное. Я уже начала вынимать апельсины, как в бар вошел мужчина лет тридцати пяти и, оттеснив плечом клиента и наставив на меня пистолет, сказал, чтобы я ему дала блок сигарет «Кэмел». Я дала. Он пошел к выходу. Взял еще бутылку кока-колы. А этот человек, — вновь показала она на убитого, скорбь в ее глазах усилилась, — бросился за ним, когда тот уже выходил из бара. Что-то такое сказал ему вслед.