Один раз не Алькатрас
Шрифт:
Через два дня боль ушла, глаз начал открываться, но ощущения отрыва от реальности сохранялось еще сутки. Отказ от приема наркоты привел к переживанию состояния абстиненции: раздражительности и чрезвычайной сонливости, которая и является спутником раскрытия и обнаружения богатого внутреннего мира, поскольку внешний мир просто на некоторое время перестает существовать.
Сны под таблетками были долгими, с подробностями. Однажды мне приснилась авиакатастрофа. Мы ехали с близкими, уже умершими,
В больнице, к своей радости, я обнаружил уцелевших родственников, которые отделались незначительными ссадинами и царапинами. Надо сказать, что в реальности, все эти близкие мне люди уже умерли, но в моем сне сознание приготовило для них более счастливое развитие сюжета.
Проснувшись, я вспомнил, что вчера был день рождения старшей дочери. Я заглянул в холодильник и обнаружил в нем торт, который именинница не тронула, а предпочла ему поход с другом на только что открывшееся в преддверии Хэллоуина шоу: «Дом с привидениями». Там же, в холодильнике, замаринованные в банках, стояли, словно заспиртованные младенцы из Кунсткамеры, грибы из Орегонского леса.
На шоколадной фабрике
Рабочий коллектив у нас, по преимуществу, женский, в основном русские и украинки, приехавшие в Штаты лет двадцать назад. В основном, все они живут в соседнем штате Вашингтон, что на другом берегу Колумбии, через мост. Менеджмент американский, хотя и пугливый, но настроенный на контакт с этнически чуждым сообществом. Поскольку контакт налаживается плохо, то менеджеры сменяются часто.
Наш новый менеджер мужик лет под шестьдесят. Зовут его Джон. Иван, по-нашему. Разведенный. С примесью то ли индейской, то ли мексиканской крови. Типаж очень похожий на наших байкальских рыбаков, в которых изрядный замес бурятских корней. Это способствует доверительному характеру общения, поскольку я узнаю в нем человеческий тип, далекий от традиционного американского – сдержанного и холодного. Я уже много про него знаю. Ушел от жены, с которой прожил больше двадцати пяти лет. Дом оставил ей, ему достались собака и машина. Собаку он не любил, потому что она напоминала ему жену. Кроме того, у собаки завелись блохи, и ему пришлось потратить сорок пять долларов, чтобы их вывести. Как-то при мне он спрашивал по телефону у ветеринара, что будет стоить ему дороже: вывести блох или усыпить пса.
– Это была шутка – пояснил он мне, но шутка была не в характере американцев, – те очень привязаны к своим домашним питомцам, и готовы оплачивать за их содержание любые счета. Вскоре он дал объявление в газету, о том, что отдает желающим собаку даром. Мне предлагал тоже, но мне хватает кота с его блохами; не знаю почему, но блохи здесь сущий бич всех домашних животных. Собаку вскоре забрали, и Джон стал свободен совершенно.
То, что он холостяк, для меня повод начать его потихоньку подталкивать к завязыванию неформальных отношения с нашими тетками. Мужчин у нас в коллективе немного, а команде нужен стимул для хорошей работы – намекаю я ему. Но он пуглив и боится обвинений в харассменте. Я начинаю ему объяснять разницу в менталитете русских и американцев: то, что у них плохо, у нас хорошо. Он мне не верит.
– Как ты можешь такое говорить, ты же женат?! – искренне удивляется Джон.
– Это еще не повод для воздержания. В России, по крайней мере.
– И что, – недоверчиво спрашивает он меня, – женщины тоже изменяют своим мужьям?
– Конечно, – отвечаю я ему, – у нас в России равноправие, ты не знал?
– И как мужья реагируют на это? – интересуется Джон.
– Как реагируют? Радуются, конечно. У них больше времени на выпивку остается. Они для этого специально жен на курорты отправляют, в Турцию, да в Египет, чтобы отдохнуть от них.
Джон вертит головой – моя информация явно превышает его возможности к ее адекватному восприятию.
Конец ознакомительного фрагмента.